Большинство теоретиков упускают из виду эти его характеристики в пользу более наглядных и "объективных" факторов, которые проще сделать объектами анализа, таких, как язык, история, территория или экономика. Но при этом упускают самое существенное, потому что названные факторы являются инструментами национализма, но не выражают и не определяют его сущность. Сами по себе они имеют вторичное значение. Существенно же то, в каких дискурсах и каким образом они оформляются. Национализм есть определенный способ думать и говорить об окружающем социальном мире и организовывать его. Характерные дискурсы национализма служат выделению некоторой группы среди других. Национализм противопоставляет данную группу другим, чтобы тем самым добиться ее признания. Члены группы надеются благодаря этому получить то, на что, как они считают, они имеют право, но оказываются обделенными. Массы не просто идут за националистическими лидерами - они надеются в результате что-то получить для себя. Речь не обязательно идет о государственной власти. Существует много националистических движений, которые не требуют для себя отдельной государственности. Но все равно их участники чувствуют себя в чем-то обделенными и надеются заставить признать их права. Отсюда вытекает главный тезис автора: нельзя изучать национализм на примере отдельной нации или национального государства. Нации - это не сущности, рождающиеся и пребывающие сами по себе. Национализм-это всегда реакция на другую группу. Поэтому любое исследование должно принимать во внимание как минимум отношение между двумя группами. А поскольку и эти две группы не существуют в изоляции, лучше учитывать взаимную ситуацию нескольких групп или национальных государств. Например, нельзя понять развитие немецкого национализма без достаточно глубокого анализа отношений Германии с ее соседями. Эти отношения, как подчеркивает автор, имеют в данном контексте более принципиальное значение, чем внутренние процессы, протекавшие в германских государствах с XIX в.

Исходя из этой установки, автор анализирует и критикует ведущие подходы к национализму, представленные в литературе последних десятилетий, разделяя их на три типа.

1. Анализ одной отдельной нации.

Наиболее характерные примеры дают работы Э. Геллнера, Э. Д. Смита и У. Коннора. Так, для Смита нация есть носящая определенное название человеческая популяция, обладающая общей исторической территорией, общей исторической памятью и мифом о происхождении, стандартизированной массовой культурой, общей экономикой и пространством для своей деятельности, а также общими юридическими правами и обязанностями для всех своих членов. Это определение является общепризнанным и достаточно полным. Тем не менее оно страдает существенным недостатком, фактически смешивая нацию и государство. Ведь были и есть нации, не обладающие общей правовой системой и экономикой. Смит в своем определении отвлекает внимание от самой характерной черты нации - ее культуры. Чтобы избежать этого, ему следовало бы опустить упоминание о правовых и экономических аспектах. Но тогда мы получили бы просто определение этноса. А это совсем не соответствует намерениям Смита, ибо он исходит из того, что нации являются продуктами специфических условий общества модерна. Правда, в отличие от Э. Геллнера или Э. Хобсбаума, он не рассматривает индустриализацию и становление капитализма как полный разрыв с историческим прошлым. Он признает, что современные нации возникали из предсуществовавших социальных форм - этносов. Но эти последние должны были претерпеть существенные изменения ради приспособления к новым историческим условиям, чтобы превратиться в современные нации. При этом Смит сам постоянно подчеркивает, что нация является прежде всего социокультурным явлением, а государство - политико-экономическим. И тем не менее он включает в определение нации характеристики, которые имеет смысл относить только к государству, чтобы показать, что нации действительно являются качественно новыми образованиями по сравнению с этносами. Фактически тем самым он оказывается вынужденным утверждать, что для становления нации необходима государственность, с чем невозможно согласиться. Смита приводит к такому заключению внутренняя логика его подхода: стремление придерживаться "объективных" элементов, таких, как история, язык, общая территория и пр. Но он не может объяснить, каким образом все эти элементы порождают национализм. Слабости концепции Смита проистекают, по мнению автора, из того, что он игнорирует роль соседних народов и наций в процессах становления нации и формирования национализма. "Иными словами, он игнорирует центральную роль национализма в современной межгосударственной системе".

Другим ярким примером исследователя, сосредоточенного исключительно на внутренней динамике данного государства или сообщества, оказывается Э. Геллнер. Одновременно его концепция является одной из наиболее влиятельных и обсуждаемых в современной литературе. Он отводит решающую роль в становлении нации и развитии национализма развитию индустриального капитализма, отводя в то же время весьма существенную роль и государству. С его точки зрения, национализм представляет собой продукт процессов, направленных на достижение социальной однородности общества. Эти процессы осуществляет государство, чтобы обеспечить формирующееся индустриальное общество требующейся ему рабочей силой. Как он утверждает, культурная однородность, грамотность и анонимность составляют ключевые черты национализма. Всего этого было бы невозможно достичь без активного воздействия государства. Поэтому национализм в его трактовке неразрывно связан с модерном. Национализм не мог бы появиться, как это следует из концепции Геллнера, в доиндустриальных обществах. Тем не менее, как утверждает автор, история свидетельствует о другом: нацио­нальная идентичность начинает формироваться не позднее XVIв., сначала в Англии, потом во Франции (хотя, конечно, национализм как идеология остается характерной чертой современной индустриальной эпохи). Против геллнеровского индустриального объяснения национализма также свидетельствуют многочисленные исторические примеры. Так, Англия пережила индустриализацию первой, а национализм появился в ней только в конце XIX в. Немецкий национализм сформировался за несколько десятилетий до начала полномасштабной индустриализации немецких государств. К подъему в 1820-х годах греческого национализма, направленного против Оттоманской империи, индустриализация также не имеет никакого отношения. Далее, геллнеровское определение национализма как идеологии, выдвигающей требование, чтобы нация и государство совпадали, очевидно неадекватно. Ведь современные национальные движения зачастую добиваются не собственного государства, но признания своего места и роли в рамках существующего государства. Скорее, следовало бы сказать, что национализм как идеология стремится к тому, чтобы нация (как бы она ни понималась) была верховным арбитром в своих собственных делах. Наконец, данное Геллнером объяснение национализма никак не позволяет понять, в чем его притягательность и каков секрет его эмоционального воздействия. Геллнер не учитывает, что национализм основан на стремлении некоторого сообщества выделиться среди других. Как правило, это делается ради достижения каких-то (далеко не всегда политических) целей. Далее автор анализирует определение нации, предложенное Уокером Коннором. Последний считает природу национальной связи социально-психологической. Для него нация-это просто обладающая самосознанием этническая группа. Учет роли самосознания для становления нации представляет собой, конечно, сильную сторону предложенного Коннором определения. Но жесткая привязка к этнической базе составляет его слабость. Разумеется, большинство наций имеет этническую основу, но это вовсе не обязательно, о чем свидетельствует очевидный пример США. Если же отказаться от привязки нации к этнической основе, то данное определение вообще не позволит отличить нацию от других обладающих самосознанием социальных групп, например политических партий.