Больные лечатся в четырех общественных госпиталях, расположенных за стенами города, в небольшом от него расстоянии. Больницы, настолько обширные, что их можно приравнять к слободам. Эти размеры преследуют две цели: первая, для того чтобы не размещать больных тесно, и для того, чтобы заразные больные могли находиться в отдельных палатах, чтобы не заразить других. Эти больницы прекрасно устроены и оборудованы всем необходимым.

В Утопии существует широкая веротерпимость. Там много сект и религий. Запрещено лишь возбуждать религиозный фанатизм осуждать верования других (однако атеисты не могут занимать должности, а также публично защищать безбожие).

Главная забота государства - организация производства и распределения. Наряду с этим оно борется с преступностью, обеспечивает охрану страны от агрессии и проводит внешнюю политику, целью которой является обеспечение мира. Однако это не мешает утопийцам оказывать вооруженную помощь своим друзьям во имя защиты справедливости. Интернациональная солидарность утопийцев проявляется и в том, что они дарят седьмую часть своего экспорта неимущим тех стран, с которыми они ведут торговлю.

Для исполнения неприятных работ утопийцы прибегают к рабскому труду. Правда, количество рабов немногочисленно. Рабами становятся военнопленные, взятые с оружием в руках; осужденные на казнь преступники, купленные в других странах; трудолюбивые и бедные батраки из другого народа, пожелавшие пойти в рабство к утопийцам добровольно; свои граждане, обращенные в рабство за позорное деяние по решению сената. Рабы постоянно заняты работой, при этом они закованы в золотые цепи (чтобы воспитать общественное презрение к драгоценным металлам) и выполняют самые неприятные обязанности (убой и свежевание скота, вывоз нечистот и т.п.). Стоит отметить, что рабство в Утопии не передается по наследству, сын раба – свободный человек. Да и сами рабы могли быть высвобождены из своего рабского состояния. Основная мысль Мора сводится к тому, что принудительные работы – более гуманная мера наказания, чем смертная казнь. Господство общественной собственностью, если верить Т.Мору, исключает те преступления, коими изобилует мир, построенный на частной собственности. Именно она, полагал писатель, питает такие дурные человеческие страсти, как алчность, жадность, всемерное стремление во что бы то ни стало увеличить свое богатство, эгоизм и проч. По Мору, европейское общество само создало воров для того, чтобы наслаждаться зрелищем их повешения. Он видит решение проблемы преступности в упразднении социальных контрастов, заботе о тружениках, охране их земельных наделов, в обеспечении работой безземельных и т. п. Мор выдвигает новаторские для своего времени идеи о том, что наказание должно перевоспитывать, а не устрашать; о соразмерности преступления и наказания: о замене смертной казни принудительными работами. Преступность как таковая все же имеет место в Утопии, и борьба с ней есть, по убеждению Т.Мора, одна из главных забот государства.

Преступлением в Утопии, считается позорное деяние или злодеяние. Так, уголовным преступлением считается принимать решения по общественным делам помимо сената или народного собрания. Эта мера, принята с той целью, чтобы нелегко было переменить государственный строй путем заговора князя с траниборами и угнетения народа тиранией. В Утопии запрещено возбуждать религиозный фанатизм, осуждать верования других, при обращении в свою веру нельзя применять никакого насилия, в противном случае «всякого дерзкого спорщика по этому вопросу они наказывают смертью или рабством».[1]

Утопийцы желающие покинуть город для путешествия, обязаны получить дозволение от своих сифогранов и траниборов, и отправится в путь с письмом князя, свидетельствующем о позволении, данном на путешествие, и предписывающим день возвращения. Они получают повозку и государственного раба, чтобы погонять волов и ухаживать за ними. Но если кто преступит свои пределы по собственному почину, то, пойманный без грамоты князя, он подвергается позорному обхождению: его возвращают, как беглого, и жестоко наказывают. Дерзнувший на то же вторично – обращается в рабство.[2]

Преступлением считает, если мужчина или женщина будут до супружества (женщины вступают в брак не раньше восемнадцати лет, а мужчины – когда ему исполнится на четыре года больше) уличены в тайном прелюбодеянии, в этом случае оба пола подвергаются тяжкому наказанию, и им совершенно запрещается вступление в брак, хотя князь по своей милости может отпустить им вину. Отец и мать того семейства, в чьем доме был совершен позор, навлекают на себя сильное бесчестие, как небрежно выполнившие лежавшую на них обязанность[3].

Брак у утопицев расторгается редко, не иначе как смертью, исключая прелюбодеяния или нестерпимо тяжелого характера. В обоих случаях сенат предоставляет оскорбленной стороне право переменить супружескую половину, но другая обречена навеки на одновременно позорную и одинокую жизнь. Оскорбители брачного союза караются тягчайшим рабством. При этом необходимо отметить, что стремление вовлечь женщину в прелюбодеяние утопийцы считают нисколько не меньшей дерзостью, чем самое прелюбодеяние. Вообще во всяком позорном поступке определенную и решительную попытку они приравнивают к самому деянию. По их мнению, неудача в этом отношении не должна принести никакой пользы тому, по чьей вине она произошла. Иногда случается, что раскаяние одного и услужливое усердие другого вызывают у князя сострадание, и он возвращает виновному свободу. Но вторичное грехопадение карается уже смертью[4].

За прочие преступления никакой закон не устанавливает никакого определенного наказания, но за всякий ужасный и злодейский проступок кару назначает сенат. Мужья наставляют на путь жен, родители – детей, если они не совершили ничего особенно выдающегося, так что публичное наказание за это требовалось бы правилами общественной нравственности. Но обычно все наиболее тяжкие преступления, караются игом рабства. По мнению утопийцев, оно является достаточно суровым для преступников и более выгодным для государства, чем спешить убить виновных и немедленно устранить их. Труд этих лиц приносит более пользы, чем их казнь, а с другой стороны пример их отпугивает на более продолжительное время других от совершения подобного позорного деяния. Если же и после такого отношения к ним они станут опять бунтовать и противиться, то их закалывают, как неукротимых зверей, которых не может обуздать ни тюрьма , ни цепь. Но для терпеливо сносящих рабство надежда отнюдь не потеряна. Если продолжительное страдание укротит их и они обнаружат раскаяние, свидетельствующее, что преступление тяготит их больше наказания, то иногда власть князя или голосование народа может или смягчить их рабство, или прекратить его.

Стоит отметить, что обхождение с рабами, происходящими не из числа военнопленных, а из среды самих утопийцев, более сурово на том основании, что они усугубили свою вину и заслужили худшее наказание, так как прекрасное воспитание отлично подготовило их к добродетели, а они все же не могли удержаться от злодеяния.[5]