2.3 Государство-левиафан

Образ государства как «левиафана» (чудовища, что занято лишь собственным пропитанием да ростом вширь и вверх) был закреплен в современной политической мысли теоретиками «новых правых». Вообще же такой взгляд восходит к раннему, или классическому, либерализму с его приверженностью к радикальной форме индивидуализма. «Новым правым» или, по крайней мере, их неолиберальному крылу, свойственна сильнейшая антипатия в отношении вмешательства государства в экономическую и социальную жизнь, идущая из более глубокого представления о государстве как о паразитическом наросте на обществе, угрожающем как свободе личности, так и экономической безопасности страны. Здесь государство рисуется уже не третейским судьей, как у теоретиков плюрализма, а бесцеремонной «нянькой», то и дело сующей нос или прямо вмешивающейся во все и вся. Главная идея здесь — это то, что государство преследует интересы, отнюдь не совпадающие с интересами общества в целом (разительное отличие от марксизма!), и эти интересы таковы, что требуют постоянного усиления роли и ответственности самого государства. Теоретики «новых правых» тем самым показывают, что движение XX в. в сторону государственного вмешательства в действительности было не ответом на требования общества обеспечить экономическую и социальную безопасность и не стремлением стабилизировать капитализм смягчением классовых противоречий, а внутренней динамикой самого государства.

Тенденцию государственной власти к постоянному расширению теоретики «новых правых» объясняют в духе концепции спроса и предложения. Факторы спроса исходят от самого общества — через механику электоральной демократии. Соперничество на выборах, по мысли «новых правых», постоянно подталкивает политиков к попыткам «переплюнуть друг друга в обещаниях» — обещаниях повысить общественные расходы и развернуть более масштабные государственные программы, и все это без всякой мысли о возможных негативных последствиях для экономики из-за неизбежного роста налогов и инфляции. Со своей стороны действуют и факторы предложения, идущие от самого государства, его институтов и высшего государственного чиновничества. Эксперты называют это явление правительственным переизбытком предложения.

Вообще это явление было объяснено теоретиками общественного выбора, изучавшими процесс принятия публичных решений на основе предположения, что люди в этом процессе принимают рациональные решения, исходя из собственных интересов. Так, Вильям Нисканен показал, что поскольку в законодательных органах, например, в Конгрессе США, обычно имеет место весьма слабый контроль за исполнением бюджета, его принятие в основном определяется интересами правительственных агентств и высшего чиновничества. Поскольку в этом случае государство явно доминирует над правительством (государственная элита здесь напрямую формирует мышление выборных политиков), модель общественного выбора здесь очевидным образом перекликается с марксистской точкой зрения, обсуждавшейся нами выше. Эти два подхода расходятся разве что в вопросе о том, чьим, собственно, интересам служит государственный аппарат. Марксисты утверждают, что государство отражает общие интересы классов и других социальных слоев, — теоретики же «новых правых» изображают государство как независимую структуру, преследующую свои собственные интересы. В последнем случае получается, что интересы бюрократии прямо ведут к «большому» правительству и расширению государственного вмешательства в общество, ибо это означает расширение самой бюрократии, сохранность должностей на государственной службе, повышение зарплат, новые карьерные перспективы и общее повышение статуса государственной службы. Такой образ бюрократии, нужно заметить, явно противоречит представлениям теоретиков плюрализма о государственной машине, работающей под девизом служения обществу и всегда открытым для общественного контроля.

2.4 Патриархальное государство

Современная идея патриархального государства пришла из феминистской теории. Это, однако, не означает того, что у феминистов есть своя теория государства. Как было показано в главе 3, в теории феминизма объединилось множество традиций и подходов, — соответственно здесь сложились и разные взгляды на государственную власть. Вообще же сторонники феминизма не придавали особой важности государству, предпочитая вместо этого думать о более глубоких корнях господства мужчины в обществе — корнях, растущих из семейных и экономических отношений. Разумеется, некоторые феминисты оспаривали общепринятое понимание государства, утверждая, скажем, что оно отнюдь не обладает монополией на узаконенное насилие, ибо нечто подобное ежедневно происходит в семье и домашней жизни. Однако явно или неявно феминизм обогатил дискуссию о государстве какими-то подчас совершенно новыми подходами и интересными концепциями.

Представители либерального феминизма, считающие возможным добиться равенства полов на путях постепенной перестройки общественных отношений, по сути, склоняются к плюралистскому пониманию государства. Они исходят из того, что когда женщине отказывают в юридическом и политическом равенстве, особенно в праве голосовать, государство благоприятствует мужчине, но коль скоро государство само по себе все же нейтрально, эту ситуацию рано или поздно можно исправить. Либеральные феминисты поэтому убеждены в том, что все общественные группы (включая женщин) потенциально имеют равный доступ к государственной власти, почему и открывается возможность добиться справедливости и по-настоящему общего блага. Государство при этом воспринимается в положительном свете: считается, что его вмешательство в дела общества открывает возможность как-то решить проблему неравенства полов и укрепить положение женщины. Сегодня именно такой подход мы видим в кампаниях за равную оплату труда, узаконение абортов, выплату пособий по уходу за ребенком, расширение форм социальной поддержки вообще. Существует и другое, гораздо более критичное, и даже негативистское, понимание государства, — с ним выступил радикальный феминизм, утверждающий, что государственная власть в действительности отражает куда более глубокие отношения угнетения, отношения патриархата.

Здесь мы можем говорить о совпадениях между марксистскими и радикально-феминистскими взглядами на государственную власть. Обе традиции, скажем, не принимают той идеи, что государство — независимо существующая структура, способная преследовать собственные интересы. В противовес этому его понимают (и специфические его проявления объясняют) как отражение неких «более глубоких отношений» власти в обществе, только марксизм помещает государство в экономический контекст, а радикальный феминизм — в контекст неравенства полов; в последнем случае государство представляется институтом власти мужчин в обществе. При этом, как и в марксизме, получили развитие специфически инструменталистские и структуралистские версии феминизма.

Инструменталистская ветвь представляет государство чем-то вроде «агента» или «инструмента», с помощью которого мужчина преследует собственные интересы и закрепляет патриархат. За этой логикой стоит та принципиальная для феминизма позиция, что патриархат сохраняется из-за деления общества на «публичную» и «частную» сферы; подчиненное же положение женщины идет от того, что ее всегда ограничивали рамками «частных» семейных и домашних обязанностей, превращая в домохозяйку и мать, тогда как из «публичной» сферы, где делаются, собственно, и политика и экономика, она заведомо была исключена. Проще говоря, государством заправляют мужчины, и они делают это для самих себя.