Деперье принадлежит также сборник новелл под заглавием «Новые забавы и веселые разговоры». По своему построению и сюжетам эти очень коротенькие, несложные истории чрезвычайно похожи на средневековые повестушки-анекдоты. В этих рассказах с огромной силой проявилось народное начало: оно сказывается не только в общих оценках изображаемого и в характере юмора, но даже в самой манере повествования, близкого к народной речи и пересыпанного пословицами и выражениями из народных песен.

Франсуа Рабле. «Гаргантюа и Пантагрюэль».

Толчком к созданию этого Романо послужил выход в свет в 1532 г. в Лионе анонимной народной книги «Великие и неоценимые хроники о великом и огромном великане Гаргантюа». Успех книги, в которой остроумно пародировали средневековые рыцарские романы, навёл Рабле на мысль использовать эту форму для передачи более глубокого содержания; в том же 1532 г. он выпустил в качестве ее продолжения книгу «Страшные и ужасающие деяния и подвиги преславного Пантагрюэля, короля дипсодов, сына великого великана Гаргантюа». В этой книгу Рабле еще близко придерживается подсказанной ему народной книгой схемы средневековых романов (детство героя, юношеские странствия и подвиги и т.п.), из которых он почерпнул многие образы и сюжетные мотивы. Наряду с самим Пантагрюэлем выдвигается другой центральный герой эпопеи – неразлучный спутник Пантагрюэля – Панург.

Ободренный успехом своего замысла, Рабле в 1534 г. выпустил под тем же псевдонимом (Алькофрибас Назье) начало истории, долженствовавшее заменить собой народную книгу, под заглавием «Повесть о преужасной жизни великого Гаргантюа, отца Пантагрюэля», которое составило первую книгу всего романа. Фантастика уступила место гротескным и нередко гиперболическим, но, по существу, реальным образам, и шуточная форма изложения прикрыла очень глубокие мысли. Здесь сосредоточены важнейшие моменты Романо Рабле. История воспитания Гаргантюа вскрывает различия между старым схоластическим и новым гуманистическим методами в педагогике. Речь магистра Ианотуса де Брагмардо, упрашивающего Гаргантюа вернуть похищенные им колокола, - великолепная пародия на пустозвонную риторику сорбоннистов. Далее следует описание вторжения и завоевательных планов Пикрохола – блестящая сатира на феодальные войны и на королей феодального типа. На фоне войны появляется фигура «монаха-мирянина», брата Жана, - олицетворение физического и нравственного здоровья, грубоватой жизнерадостности, освободившейся от средневековых пут человеческой природы. Заканчивается книга описанием основанного по плану брата Жана Телемского аббатства, этого средоточия разумных, культурных наслаждений и абсолютной свободы личности.

«Третья книга героических деяний и речений доброго Пантагрюэля» вышла в свет после большого перерыва, в 1546 г., с обозначением подлинного имени автора. Она существенно отличается от двух предыдущих книг. Сатира Рабле в «Третьей книге» стала по необходимости более сдержанной и прикрытой. Книга открывается картиной мирной и гуманной колонизации покоренной Пантагрюэлем страны дипсодов – картиной, явно задуманной как антитеза хищнической колониальной политике эпохи. Книга заполняется беседами и рассуждениями, в которых Рабле проявляет свою ученость в области ботаники, медицины, юриспруденции и т.п. Поводом к этому служит то, что Панург никак не может решить, жениться ему или нет (т.к. он ужасно боится «рогов»), и у всех спрашивает совета. Отсюда – целая серия гротескных персонажей, к которым он обращается: «философы» разных толков, не способных вымолвить ни слова, судья Бридуа, решающий все тяжбы бросанием игральных костей, и т.п. В этой книге излагается философия «пантагрюэлизма», который для Рабле равнозначен внутреннему спокойствию и некоторому равнодушию ко всему происходящему вокруг него.

Первая краткая редакция «Четвертой книги героических деяний и речей Пантагрюэля», вышедшая в 1548 г. (снова под именем Рабле), также носит по указанным причинам сдержанный в идейном отношении характер. Но четыре года спустя Рабле выпустил в Париже расширенное издание этой книги, где дал волю своему негодованию против новой королевской политики, поощрявшей религиозный фанатизм, и придал своей сатире исключительно резкий характер.

Главным источником Рабле явились народное творчество, живая фольклорная традиция, пропитывающая весь его роман, а также те произведения французской средневековой литературы предшествующих двух-трех веков, в которых народное начало проявилось с наибольшей силой. Рабле немало почерпнул из обрядово-песенной образности, из народных повестушек, анекдотов, пословиц и прибауток своего времени.

Язык Рабле – причудливый, полный синонимических повторов, нагромождений, идиом, народных пословиц и речений – имеет своей задачей передать все богатство оттенков, свойственное ренессансному материально-чувственному восприятию мира, освобожденному от всех пут и ограничений средневекового мировоззрения. Однако наряду с этим бурным потоком тонов и красок можно наблюдать в стиле Рабле огромную языковую структуру, использование всех грамматических средств, включение большого запаса научных и технических терминов, латинских или греческих слов и выражений.

Гротескно-комическая струя в романе Рабле выполняет несколько назначений. С одной стороны, она служит целят «заманивания» читателя, должна его заинтересовать и облегчить ему восприятие сложных и глубоких мыслей, положенных в основу романа. С другой стороны, она же маскирует эти мысли, смягчая их выражение, служит для книги щитом против нападок цензуры. В средние века обличье шутовства делало возможными очень смелые высказывания и профессиональным шутам разрешалось говорить, паясничая, то, что считалось недопустимым в устах кого-либо другого. Частный случай гротеска Рабле – исполинские размеры Гаргантюа и всего его рода в первых двух книгах (начиная с третьей Пантагрюэль приобретает обычное человеческое обличье). Черту эту Рабле перенял их народной книги, но опять-таки она получила у него новое и притом сложное осмысление.

За 20 лет, в течение которых Рабле писал свой роман, его взгляды и оценки менялись в зависимости от перемен, происходивших вокруг него в политической и умственной жизни Франции. Отсюда отсутствие в романе полного единства, особенно заметное при переходе от второй книги к дальнейшим. Все больше к прежнему смелому оптимизму примешиваются нотки разочарования и чувство горечи, вызываемые картиной крушения прежних надежд. Однако, несмотря на эволюцию во взглядах и настроениях, своим основным идеям Рабле остается верен на протяжении всего романа. Рабле дает им в своем произведении самое боевое выражение. Он – натура активная, воинствующая. Его перо – его оружие. Он говорит: «Мало чести тем, кто употребляет в дело только глаза и, подобно лодырям, бережет свои силы, почесывая голову и зевая по сторонам».

Рабле зло осмеивает средневековый суд, феодальные войны, старую систему воспитания, всякую схоластику, богословскую метафизику и религиозный фанатизм. Его педагогические идеи, близкие к воззрениям Леонардо Бруни, Бюде, Эразма Роттердамского, ярче всего выражены в картине воспитания Гаргантюа, у которого было два учителя. Первый, педант Тубал Олферн, знал лишь один метод обучения – зубрежку. Гаргантюа за 5 лет и 3 месяца выучил азбуку так хорошо, что «мог говорить ее наизусть в обратном порядке». Таким же способом им усваивались и другие книги. Но отец его, заметив, что из таких занятий мальчик «не извлекает для себя никакой пользы и, что хуже всего, только глупеет», пригласил к нему другого учителя, по имени Понократ. Этот последний позаботился о том, чтобы мальчик не столько заучивал, сколько осмысленно усваивал знания, чтобы ученье было для него не обузой, а интересным и приятным умственным развлечением, чтобы знания были тесно связаны с практической жизнью. Во время утренних и вечерних прогулок Понократ объяснял мальчику устройство неба, восхода солнца, показывал ему звезды. За обедом он сообщал ему сведения о тех злаках и животных, которые употребляются в пищу. Арифметике он обучал его и во время карточной игры. Чередуя занятия с отдыхом, Понократ знакомил Гаргантюа с ремеслами, обучал его игре на разных инструментах, уделяя должное внимание физическим упражнениям – верховой езде, плаванию, фехтованию. Воспитанный таким образом, Гаргантюа становится добрым и разумным правителем. Он заботится о благе своих подданных, поощряет книгопечатание, приветствует изучение древности. Гаргантюа сам заявляет: «Государства будут счастливы тогда, когда короли будут философами или философы королями».