В нэцке преломился художественный канон средневековья в сочетании с ренессансной раскованностью искусств вэпо­ху Эдо. Эти произведения миниатюрной пластики как бы сфо­кусировали в себе тысячелетия пластического опыта Японии:

от диковатых догу Дзёмона, ханива Поздних Курганов до ка­нонической культуры средневековья, каменных будд и живого дерева Энку. Из классического наследия заимствовали ма­стера нэцкэ богатство экспрессии, чувство меры, завершен­ность и точность композиции, совершенство деталей. Материал для нэцкэ был самым различным: дерево, слоновая кость, ме­талл, янтарь, лак, фарфор. Над каждой вещью (как прави­ло, не более 10 см в высоту) мастер трудился иногда целые годы. Тематикаих варьировалась безгранично: изображе­ния людей, животных, богов, исторических лиц, персонажей народных поверий. Расцвет этого чисто городского вида прикладного искусства приходится на вторую половину XVIII века.

Интересна судьба упомянутой выше гравюры на дереве — укиё-э. В свое время, в прошлом столетии, Европа, а затем и Россия именно через гравюру впервые познакомились с фено­меном японского искусства. Между тем в самой Японии гра­вюру на дереве первоначально вообще не считали искусством, таким, как живопись на ширмах или на свитках. Возникшая на стыке искусства и ремесла, японская гравюра действительно имела все признаки массовой культуры — тираж, доступность, дешевизну. Не случайно ее так и назвали — «укиё-э» (слово «укиё» означает в переводе «земное, мирское, обиходное»). Мастера укиё-э добивались максимальной простоты и доходчи­вости как в выборе сюжетов, так и в их воплощении. Сюжета­ми гравюр были в основном жанровые сценки из повседневной жизни города и его обитателей: торговцев, артистов, гейш.

Укиё-э, как особая художественная школа, выдвинула це­лый ряд первоклассных мастеров. Начальный этап в развитии сюжетной гравюры связан с именем Хисикава Моронобу (1618—1694). Первым мастером многоцветной гравюры был Судзуки Харунобу, творивший в середине XVIII века. Главные мотивы его творчества — лирические сцены с преимущественным вниманием не к действию, а к передаче чувств и настрое­ний: нежности, грусти, любви. Подобно древнему изыскан­ному искусству эпохи Хэйан, мастера укиё-э возрождали в но­вой городской среде своеобразный культ утонченной женской красоты, с той только разницей, что вместо гордых хэйанских аристократок героинями гравюр стали изящные гейши из уве­селительных кварталов Эдо. Художник Утамаро (1753—1806) представляет собой, может быть, уникальный в истории миро­вой живописи пример мастера, безраздельно посвятившего свое творчество изображению женщин — в разных жизненных об­стоятельствах, в разнообразных позах и туалетах. Одна из луч­ших его работ — «Гейша Осама» находится в Москве, в Музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Необыкновенно тонко передано художником единство жеста и настроения, ос­вещения и выражения лица.

Высочайшего уровня жанр японской гравюры достиг в творчестве Кацусика Хокусая (1760—1849). Ему свойственны не­известные ранее в японском искусстве полнота охвата жизни, интерес ко всем ее сторонам — от случайной уличной сцены до величественных явлений природы. Творческая судьба Хоку­сая необычна. Плодовитейший мастер, — ему принадлежит свыше 30 тысяч гравюр и рисунков, более 500 иллюстрирован­ных книг, — он обрел творческую индивидуальность лишь в преклонном возрасте, накопив за долгую жизнь великое множе­ство знаний, навыков, умений, достигнув подлинной мудрости в видении мира и человека. В возрасте 70 лет Хокусай создает свою самую знаменитую серию гравюр «36 видов Фудзи», за нею последовали серии «Мосты», «Большие цветы», «Путеше­ствия по водопадам страны», альбом «100 видов Фудзи». Каж­дая гравюра — ценный памятник живописного искусства, а серии в целом дают глубокую, своеобразную концепцию бытия, мироздания, места человека в нем, традиционную в лучшем смысле слова, т. е. укорененную в тысячелетней истории япон­ского художественного мышления, и совершенно новаторскую, временами дерзкую, по средствам исполнения.

«36 видов Фудзи», представляющие священную гору япон­цев в разные времена года и суток, при разном освещении, из различных мест страны — издалека, вблизи, с моря, сквозь за­росли бамбука, явились по существу первым в японском ис­кусстве образом родины, одновременно конкретным и обобщен­но-символическим. Творчество Хокусая достойно связывает многовековые художественные традиции Японии с современ­ными установками художественного творчества и его восприя­тия. Блистательно возродив пейзажный жанр, давший в сред­ние века такие шедевры, как «Зимний пейзаж» Сэссю, Хоку­сай вывел его из канона средневековья прямо в художествен­ную практику XIX—XX веков, оказав и оказывая влияние не только на французских импрессионистов и постимпрессиони­стов (Ван-Гога, Гогена, Матисса), но и на русских художников «Мира искусства» и другие, уже современные нам школы.

Искусство цветной гравюры укиё-э явилось в целом прекрас­ным итогом и, может быть, даже своеобразным завершением неповторимых путей японского изобразительного творчества.

Итак, мы познакомились с основными направлениями в ис­тории японского искусства. Вопреки распространенным суж­дениям, мы увидели, как органично связано развитие худо­жественной культуры Японии с развитием культуры Евразии, но в то же время узнали, какими самобытными и неожиданны­ми становились в руках японских мастеров заимствованные с континента — из Индии, Китая, Сибири — формы и сюжеты. В неразрывном единстве родного и заимствованного, в претво­рении чужого в своем — сила и жизненность тысячелетнего и нестареющего феномена японского искусства. В его созданиях, как бы причудливы и экзотичны они ни казались на первый взгляд, проступают общечеловеческие, присущие всякому на­родному искусству идеи и средства выражения. Каждый чело­век, каждое поколение видит Японию и японскую художест­венную традицию по-своему, своими глазами. И каждый чело­век, соприкасаясь с этим прекрасным необычным миром, обо­гащается, учится новому пониманию красоты и добра, стано­вится глубже и человечнее.