Ограничение роста денежной массы, с одной стороны, и осуществление политики валютного коридора – с другой, привели к значительному сни­жению инфляции. Правда, масштабы этого сни­жения все-таки отставали от тех заданий, которые содержались в согласованных с МВФ экономи­ческих программах властей. Так, к концу 1992 г. предполагалось снижение темпов роста цен до уровня менее 10% в месяц, а реально среднемесячная инфляция в 1992 г. составила 20,5%2. В 1993 г. целевая установка – сокращение к концу года ме­сячного темпа инфляции до 7 – 9%, фактическая среднемесячная инфляция – 10%. Меморандум 1994 г. предусматривал понижение к концу года инфляции до 3 – 5%, реально среднемесячная инф­ляция составила 7,2%.

По условиям кредита «стэнд-бай» 1995 г. на­мечалось снижение инфляции во второй половине года до месячного уровня в 1%. Достижение этого показателя планировалось также и к концу 1996 г., однако в обоих случаях среднемесячный темп роста потребительских цен был несколько выше: в 1995 г. –1,2%, в 1996 г. – 1,15%; и даже в 1997 г. эта цель не была достигнута полностью – среднемесячная инф­ляция составила 1,09%. Договоренность в рамках механизма расширенного кредитования 1996 г. пре­дусматривала, что в 1998 г. годовая инфляция впер­вые выйдет на уровень однозначной величины (целевой показатель – 6,9%). Однако события, свя­занные с валютно-финансовым кризисом, сорвали эти планы, и реально среднемесячная инфляция составила 5%, а в декабре 1998 г. цены превысили уровень декабря 1997 г. на 84,4%3. Уменьшение инфляции на протяжении 1993 – 1997 гг. позволило последовательно понижать значение ставки рефи­нансирования, которая сократилась с 210% годовых на конец 1993 г. до 21% в конце 1997 года4. ]

Достижение названных \выше показателей можно было бы считать значительным успехом макроэкономической политики, если бы оборотной стороной этого не был резкий спад производства. Выпуск валового внутреннего продукта составлял в 1995 г. только 62,1% от уровня 1990 г., а в 1998 г. и того меньше – 57,7%; соответствующие данные по производству промышленной продукции – 48,5% в 1995 г. и\45,1% в 1998 г.; объем производственных капитальных вложений составлял в 1995 г. 21,0% и в 1998 г. – лишь 15,2% от уровня 1990 г.1 Падение производства оказалось больше по своим масш­табам, чем в самые тяжелые годы Второй мировой войны. По сути дела, происходило разрушение промышленного и научно-технического потенциа­ла, которое грозило стать необратимым.

Россия теряет свои позиции в мировой эко­номике. Согласно данным Госкомстата России, на рубеже 1980 – 1990 гг. ВВП России на душу насе­ления составлял 34,5% от уровня США. К середине 1990-х гг. этот показатель уменьшился до 20,7%2. Налицо – тенденция к увеличению разрыва между уровнями экономического развития России и пере­довых стран Запада.

Имеется ли связь между антиинфляционными мерами властей в области денежно-кредитной политики, которые осуществлялись по настоянию и под контролем МВФ, с одной стороны, и углуб­лением экономического спада – с другой? Есть вес­кие основания ответить на этот вопрос поло­жительно.

Чрезвычайно жесткая денежно-кредитная по­литика российского руководства привела к тому, что величина денежной массы (М^, включая депо­зиты в иностранной валюте) по отношению к ВВП составляла по итогам 1995 г. всего лишь 12,3%3. Это намного меньше допустимого нижнего порого­вого уровня (50%), приведенного в официально утвержденном Советом безопасности Российской Федерации Перечне показателей экономической безопасности4 . Уровень коэффициента монетизации экономики в России был несопоставим с соответствующими показателями и во всех промышленно развитых государствах (диапазон значе­ний – от 25,0% для Турции до 136,9% для Люк­сембурга), и в большинстве развивающихся стран5. Результат непомерного сжатия денежного предло­жения: вместо устойчивого, реального преодоления инфляции искусственное ее подавление с помощью задержек выплаты заработной платы и пенсий, всеобщий платежный кризис, спад и стагнация хозяйственной деятельности. Получается, что если во времена СССР инфляция, будучи в подавленном состоянии, находила выражение в товарном дефи­ците, то теперь – в дефиците денежном, в полу­чившей огромный размах практике неплатежей.

Депрессивное состояние экономики стало побуждать власти к определенному пересмотру макроэкономической политики. Это находило свое проявление, в частности, в некотором смягчении жесткости денежно-кредитного компонента данной политики, более активном использовании меха­низма эмиссии. Большую терпимость начал прояв­лять в этом отношении и МВФ.

1996 г. ознаменовался, в частности, тем, что впервые с начала осуществления экономических реформ прирост денежной массы (33,7%) превысил (приблизительно в полтора раза) величину по­вышения уровня потребительских цен, которые возросли на 21,8%1. В результате этого также впер­вые несколько повысилась степень монетизации ВВП, т. е. насыщенность экономики деньгами, что одновременно может рассматриваться как сниже­ние скорости обращения денег (отношения ВВП к объему среднегодовой денежной массы): в 1995 г. она составляла 10,4, а в 1996 г. – 8,72. Постоянное увеличение денежного предложения (в 1998 г. –прирост на 21,0%3) при одновременном дальней­шем снижении величины ВВП имело своим след­ствием некоторое повышение значения коэффи­циента монетизации экономики – в 1998 г. при оценке денежной массы по состоянию на конец года он составил 16,8%4. Однако и этот уровень по-прежнему оставался весьма низким.

Искусственный, «виртуальный» характер ста­билизации внутренней и валютной стоимости рос­сийского рубля вытекал из того, что эта стабили­зация не опиралась на реальный экономический рост, на увеличение рыночного предложения това­ров и услуг. Такое положение со всей очевид­ностью проявилось в валютно-финансовом кризисе 1998 г. В результате отрезвляющего воздействия кризисных потрясений обществом начинает осоз­наваться необходимость внесения существенных корректив в проводимую властями макроэконо­мическую политику, нацеливания ее на удов­летворение потребностей производства. В подго­товленных Центральным банком «Основных на­правлениях единой государственной денежно-кре­дитной политики на 2000 год» одной из важнейших задач экономической политики на ближайшую и среднесрочную перспективу названо «не только восстановление докризисного уровня реальных до­ходов населения, но и его превышение, которое возможно только в условиях более высоких темпов экономического роста». Предполагается, что де­нежная масса увеличится в 2000 г. на 21 – 25%, что означает продолжение увеличения денежной массы в реальном выражении.

Комментируя в ходе обсуждения первоначаль­ного проекта названного выше документа позицию Центрального банка, председатель Банка России В. Геращенко высказался следующим образом:

«Стоит фундаментальный вопрос: как нам дальше развиваться как самостоятельному экономическому субъекту? Можно идти путем частичной инфляции, а можно искать внутренние резервы. Мы не пытаемся дать полновесные рецепты, мы просто говорим, хотим ли мы есть свою гречневую кашу или будем кушать американскую из коробки»'. Если называть вещи своими именами, речь идет о том, чтобы в меньшей мере полагаться на кредиты МВФ и в большей – на собственные резервы.