Фундаментальное выражение нового советского подхода к внешней политике нашло отражение во многих публикациях. В них проявляется специфика советской позиции: с одной стороны сознание собственной силы, но одновременно, стремление к компромиссу их чего в качестве полемического приема используется критика за нежелание идти навстречу советским инициативам. Здесь отчетливо проявляется обеспокоенность СССР фактической подготовкой НАТО к расширению сферы ответственности за счет использования сил быстрого реагирования, перераспределения усилий с европейского направления на другие и ориентации на выполнение военно-политических задач по всему миру.[6]

Исследователи подчеркивали, что вопреки логике мирового развития США был взят курс не на уменьшение угрозы войны вообще, а на ослабление опасности для себя путем наращивания военной мощи и «перераспределение риска» между собой и европейскими союзниками. В результате, межимпериалистические противоречия превратились в сложнейший узел . расширился диапазон проблем. Чем сильнее проявляется американский гегемонизм, тем сильнее становится в трансатлантических отношениях центробежная тенденция.[7]

После 1991 года Российская Федерация получила международное признание как наследница СССР во внешней политике. РФ подтвердила преемственность в отношении соглашений и договоренностей по контролю над вооружениями, решению глобальных международных проблем, общеевропейскому процессу.

В 1992 г. в связи с завершением «холодной войны»[8] Россия и десять стран СНГ принимаются в члены Совета Североатлантического сотрудничества (ССАС). За короткий срок Россия и НАТО подписали рамочный документ программы «Партнерство ради мира» (ПРМ) и Индивидуальную программу в рамках ПРМ. Политический диалог начал активно развиваться. Основное внимание стало концентрироваться на вопросах взаимодействия с США в урегулировании локальных конфликтных ситуаций, уже не связанных с прошлым советско-американским соперничеством, а также сокращения стратегических ядерных арсеналов, предотвращения распространения ядерного оружия.[9]

Однако НАТО продолжал держать строгую дистанцию с Россией. «Российский фактор» в силу слабой предсказуемости воспринимался как источник возможной опасности, что подтверждают выступления американского дипломата, посла США в России Т. Пикеринга[10], министра обороны У. Коэна[11], из статей заместителя госсекретаря США С. Тэлбота[12], бывшего помощника госсекретаря США Р. Холбрука[13] и других представителей военной и политической элиты США.

27 мая 1997 г. в Париже Россия подписала с альянсом Основополагающий акт о взаимоотношениях, сотрудничестве и безопасности с целью ограничить ущерб от первой волны расширения НАТО[14]. Однако время, прошедшее после подписания Основополагающего акта и до временного разрыва отношений России с этой организацией в связи с событиями на Балканах весны-лета 1999 г. показало, что расчеты экспертов не оправдались.

Военная операция НАТО против Югославии стала лучшим подтверждением того минимального значения, которое придавалось в НАТО Основополагающему акту: сам факт бомбардировок нарушил ряд базовых принципов взаимоотношений альянса с Россией, заложенных в Акте - таких, как «отказ от применения силы или угрозы силой друг против друга или против любого другого государства, его суверенитета, территориальной целостности или политической независимости .» и «предотвращение конфликтов и урегулирование споров мирными средствами .»[15].

Важно подчеркнуть, что хотя нападение на СРЮ стало своего рода «моментом истины» для взаимоотношений России и НАТО, кризис был во многом подготовлен всем предыдущим ходом их развития. Российская дипломатия продемонстрировала свою слабость и недальновидность. Реагируя, например, на резкое обострение вооруженного конфликта в Косово между сербскими властями и албанскими сепаратистами с марта 1998 г., Россия поддержала принятую 31 марта 1998 г. резолюцию Совета Безопасности ОOH (СБ ООН) №1160 о введении эмбарго на поставки оружия и военного снаряжения в Союзную Республику Югославию (СРЮ). Это нанесло немалый финансовый урон самой России, создало определенные трудности для Белграда, но отнюдь не помешало сепаратистам по-прежнему получать через границу с Албанией оружие для своих военных формирований из самых разных источников, в том числе и из некоторых западных стран, формально поддержавших эмбарго ООН. Не менее странной выглядела и поддержка Россией принятой СБ ООН 23 сентября 1998 г. резолюции №1199, предписывающей Белграду отказаться от попыток решить свой внутренний конфликт, в том числе и путем вооруженного подавления террористических банд в мятежной провинции, отвести оттуда югославские спецподразделения, начать диалог с косоварами и обеспечить условия для возвращения беженцев.

Отстраненность российской дипломатии от прямых военных приготовлений НАТО вскоре сменилась поддержкой натовского давления на СРЮ. 29 января 1999 г. после заседания в Лондоне «Контактной группы по Косово» (КГ), объединяющей 5 натовских стран: США, Великобританию, Италию, Францию, ФРГ, и Россию, министры иностранных дел всех шести государств одобрили предложенный американцами план политического урегулирования в Косово и выступили с ультимативным требованием к югославскому руководству и лидерам косовских сепаратистов: не позднее 6 февраля начать в Рамбуйе, пригороде Парижа, переговоры по урегулированию кризиса. В качестве основы для переговоров сторонам предлагались разработанные КГ 10 принципов. Страны НАТО пригрозили при этом, что, если стороны не согласятся сесть за стол переговоров, будут предприняты «воспитательные бомбардировки» территории СРЮ.

К сожалению, российская дипломатия предпочла выступить в незавидной роли соучастницы НАТО, чем, скажем, поставить под вопрос саму легитимность существования КГ. Благодаря усилиям российской дипломатии официальная позиция по проблеме косовского урегулирования постоянно трансформировалась в сторону все большего и большего сближения с требованиями НАТО.

Так, к примеру, оценил эти усилия одиозный обозреватель газеты «Нью-Йорк таймс» Томас Фридман: «От позиции адвоката Милошевича Россия переместилась на сторону НАТО. Сочетание этого русского кульбита и решения HAТO усилить бомбежки и привнести войну в дом каждого серба принудило Милошевича к сделке. НАТО обрушила над ним потолок, а Россия выдернула у него из-под ног ковер»[16].

После событий в Югославии российская дипломатия оказалась в положении, когда она была не в состоянии противостоять новой агрессивной стратегии Североатлантического альянса, основывающейся на присвоенном себе праве решать проблемы любыми средствами, включая массированное использование силы.

Таким образом, окончание холодной войны и распад СССР изменили характер отношений между НАТО и Россией. Система политических ценностей одного из основных центров силы, во многом определявшего структуру международных отношений, была нарушена, и это означало перераспределение ролей на мировой арене, понижение статуса России и возможностей ее влияния на ход событий в мире. Не последнюю роль в понижении статуса России сыграла российская дипломатия, которая не смогла своевременно предложить новую стратегию взаимоотношений с Североатлантическим альянсом. Едва ли не единственным значимым фактором, скрепляющим сегодня отношения двух сторон выступает опасность международного терроризма, хотя и в этой сфере процесс сотрудничества протекает неоднозначно.