Должностные лица Тегерана неоднократно акцентировали внимание на том, что этот шаг официального Киева никоим образом не повлиял на дальнейшее развитие украинско-иранских отношений. В частности, в интервью газете «Зеркало недели» нынешний Чрезвы-чайный и Полномочный Посол ИРИ на Украине Ахмад Садег-Бонаб еще раз подчеркнул, что «контракт по строительству Бушера мы подписали с Россией. Украина, как подрядчик, работает непосредственно с Россией. У Ирана нет с Украиной никаких двухсторонних договоров по этому вопросу, никаких договоренностей. Поэтому с нашей стороны нет и никаких претензий, нет и не может быть недоверия. Если что-то возникает во взаимоотношениях Украины и России в этом вопросе, то они между собой и должны это решать»29. Однако реальный ход событий не подтверждал эти оценки: вышеуказанная акция Украины отрицательно повлияла на состояние украинско-иранских отношений. В определенной степени это признал в 1998 году Бехзад Мазахери, который в то время был послом Ирана на Украине. В эксклюзивном интервью корреспонденту газеты «День» он заявил: «Отказ Украины от их поставок [турбин – авторы] вызвал, мягко говоря, недовольство в Тегеране. И разве нерезонное?»30. Охлаждение отношений между Киевом и Тегераном нашло свое проявление, например, в том, что второе совместное заседание Межправительственной комиссии по торгово-экономическому сотрудничеству состоялось не в 1997 году, как это было запланировано, а лишь в августе 2000 года. Фактически период после первого совместного заседания (1996 год) и до середины 2000 года был характерен значительным снижением роли Межправительственной комиссии как основного механизма регулирования двусторонних отношений.

Напряжение в ирано-украинских отношениях было преодолено лишь недавно. Этому способствовал в значительной мере визит министра иностранных дел Украины Б.И.Тарасюка в Тегеран в декабре 1999 года. Более того, в ходе работы второго совместного заседания Межправительственной украинско-иранской комиссии по торгово-экономическому сотрудничеству (Киев, 28–29 августа 2000 г.), иранской стороной была подтверждена готовность сотрудничать с Украиной в нефтегазовой области: предложено было рассмотреть возможность привлечения украинских соответствующих хозяйственных структур к реализации проектов, связанных с добычей, переработкой и транспортированием нефти и газа31. Только за первые три месяца 2001 года состоялись визиты министра иностранных дел ИРИ Кемаля Харрази в Киев, премьер-министра Украины В.Ющенко и Председателя Верховной Рады Украины И.Плюща в Иран. Такая интенсивность визитов на высоком уровне свидетельствует о начале нового этапа отношений между Украиной и Ираном. В частности, в ходе визита премьер-министра В.Ющенко в Иран состоялись встречи с президентом ИРИ Хатами, первым вице-президентом Хабиби, подписано Межгосударственное торговое соглашение и продлено еще на пять лет действие Банковского соглашения между Национальным банком Украины и Центральным банком ИРИ. Важным моментом двухсторонних отношений на данном этапе стало обсуждение вопроса о транспортировке энергоносителей из Ирана через территорию Украины в Европу. При всей многовариантности решения проблемы поставок иранских энергоносителей в Европу (в том числе, и вне украинской территории) позиция иранской стороны, как подчеркнул посол ИРИ на Украине Ахмад Садег-Бонаб, состоит в том, что «маршрут должен отвечать не только экономическим критериям, но и политическим реалиям»32, что расширяет поиск взаимовыгодного решения этого вопроса для Украины и Ирана.

С другой стороны, отказ Украины от поставки турбин Ирану закономерно поставил целый ряд принципиальных вопросов с точки зрения перспектив формирования ближневосточного курса Украины. Наиболее острый среди них следующий: не приведет ли неизбежно к последующему обострению отношений со странами Запада (прежде всего, США) активизация отношений Украины с Ираном (в равной степени, как и с другими ближневосточными государствами с неблагоприятной международной репутацией – Ираком, Ливией и т.п.)? Не-которые политологи положительно отвечают на этот вопрос, утверждая, что поскольку исламизация останется на обозримую перспективу определяющей чертой иранской внешней политики, то вероятность возобновления торгово-экономической блокады Ирана достаточно высока, и, следовательно, те европейские страны, которые имеют активные контакты с Ираном, будут поставлены перед жесткой дилеммой: сохранение выгодных в экономическом плане отношений с Тегераном или же присоединение к цивилизованным демократическим государствам. Такая интерпретация вопроса для Украины, взявшей курс на интеграцию в европейские структуры, оценивается как абсолютно неприемлемая, и, соответственно, делается вывод о том, что развитие отношений Украины с ближневосточными странами с неблагоприятной международной репутацией (при всей выгодности прежде всего в экономическом плане таких отношений) является бесперспективным, если не тупиковым. Именно с этих позиций были даны оценки такого шага официального Киева, как отказ поставлять турбины для Бушерской АЭС. В частности, политолог Л.Вовк, охарактеризовав Иран как государство с «нецивилизованным режимом», заявил, что активно развивая отношения с Ираном, «украинская дипломатия . не желает замечать, что собственноручно перекрывает своей стране дорогу к цивилизованному миру, к Европе»33.

Как представляется, такой подход не учитывает реальных тенденций как во внешней политике самого Ирана (о чем уже было сказано выше), так и реалий иранского курса некоторых западноевропейских государств, направленного на обеспечение выгодных условий для заключения западноевропейскими компаниями выгодных контрактов в нефтегазовой отрасли с Ираном34. В этом контексте есть все основания утверждать, что Украина не должна терять иранский рынок, поскольку сегодня возможности Ирана для диверсификации источников импорта и сотрудничества в производственной сфере существенным образом расширяются и не только за счет постсоветских государств (прежде всего России), которые могут в полной мере компенсировать Ирану потери от разрыва торгово-экономических связей с Украиной, но и за счет западноевропейских стран. Это все в большей степени осознает и официальный Киев. Министр иностранных дел А. Зленко в январе 2001 года заявил, что отныне «Киев относится практично к дальнейшему сотрудничеству с Тегераном»35. Такой подход полностью вписывается в рамки провозглашенного курса на экономизацию внешней политики Украины. Учитывая все вышесказанное, есть все основания полагать, что на перспективу иранское направление останется одним из ключевых в украинской ближневосточной политике.

Таким образом, политику Украины на Ближнем Востоке в 1990-х годах в целом можно охарактеризовать как такую, которая присуща стадии завершения начального этапа ее становления. Основная цель этого этапа – утверждение Украины в качестве субъекта международных отношений в ближневосточном регионе и формирование механизмов отношений на двух– и многосторонней основе. В связи с этим украинская ближневосточная политика прежде всего была направлена как на создание необходимой структуры украинских дипломатических представительств на Ближнем Востоке, так и на закладку соответствующей договорно-правовой базы двусторонних отношений с государствами региона. Укажем, что продолжительное время имело место отставание процесса формирования структуры дипломатических представительств на Ближнем Востоке (в силу объективных причин, и прежде всего, ограниченности финансовых возможностей) от реальных потребностей Украины, что в значительной степени сдерживало и процесс становления отношений Украины с ближневосточными государствами в целом. Сегодня мы можем констатировать, что, по крайней мере, этого противоречия большее не существует: Украина имеет дипломатические представительства практически во всех странах региона, которые потенциально являются выгодными партнерами для нашей страны.