Первой «ласточкой» перемен стала эмоциональная реакция иорданских парламентариев на обострение событий на юге Ливана весной 1996 г. Обычно они придерживались неписаного правила публично не идти наперекор политике дворца. Посвятив данной проблеме заседание, Палата депутатов иорданского парламента приняла декларацию, призывающую правительство приостановить действие мирного договора с Израилем, выслать израильского посла в Аммане, соответственно отозвав своего из Тель-Авива, прекратить процесс нормализации, все переговоры, встречи и визиты, а также созвать экстренный общеарабский саммит и активизировать Договор арабской коллективной обороны. С этого момента противодействие нормализации отношений с Израилем вступило в новую фазу.

Подвело черту под первым этапом иордано-израильских отношений после заключения мирного договора поражение «Аводы» на выборах 1996 г. и приход к власти «Ликуда» во главе с Б.Нетаньяху.

Наблюдатели отметили некоторое охлаждение отношений между Иорданией и Израилем уже в начале 1996 г., когда вместо погибшего И.Рабина кресло премьер-министра занял другой израильский архитектор мирного процесса Шимон Перес. Его переговоры с Палестинской национальной автономией (ПНА), оформленные позднее как соглашение Бейлин-Абу Мазен реанимировали серьезные опасения иорданцев относительно истинных намерений израильтян.

Как известно, БВУ для Иордании представляет собой не только один из главных приоритетов внешней политики, но и серьезнейший сегмент внутренней политики. По словам известного арабского политолога Б.Хасана, «в отличие от всех других окружающих Израиль арабских стран в Иордании ситуация в арабо-израильском конфликте трансформируется из фундаментальной проблемы в судьбоносную и из вопроса внешней политики в вопрос внутренней политики»15. В чем это выражается? Как известно, в Иордании находится более миллиона палестинцев, проживающих в лагерях и соответственно продолжающих иметь официальный статус беженцев. В силу этого в Аммане всегда внимательно следили за переговорами и контактами израильтян с палестинцами, предполагая, что могут иметь место попытки договориться за счет Иордании.

Речь идет о периодически вытаскиваемой на свет идее о том, что Иордания – палестинское государство, в связи с чем нет никакой необходимости ставить вопрос о возвращении беженцев из Иордании к их историческим очагам. В королевстве эту теорию, одним из главных сторонников которой является А.Шарон, называют «Альтернативной родиной» (аль-Ватан аль-Бадиль) и не упускают случая выразить свое резкое неприятие подобных планов. Если Израиль и ПНА, как полагают в Аммане, договорятся о том, что находящиеся на территории Иордании палестинские беженцы остаются там навсегда, последней придется инкорпорировать их в свое общество (по-арабски этот процесс именуют «таутын»). Это неприемлемо и по политическим соображениям, и по экономическим. Так, монополизировавшие все властные рычаги в Иордании представители коренных иорданских кланов, численность которых составляет, по разным данным, от 40 до 60% населения королевства (точные данные в силу их особо чувствительного характера не публикуются), в случае реализации вышеупомянутого сценария оказались бы в значительном меньшинстве. Такой разворот событий неминуемо привел бы рано или поздно к постановке вопроса о переделе власти. Стоит ли говорить, что «Черный сентябрь» 1970 г. еще у многих иорданцев свеж в памяти.

С экономической точки зрения абсорбция более миллиона беженцев, живущих сегодня на скудные дотации и помощь БАПОР (UNRWA), потребует значительного отвлечения бюджетных средств на долгосрочную перспективу, при том, что совокупный внешний долг страны в настоящее время заметно превышает ВВП Иордании (на середину 1999 г. он составил 7 млрд. долл.16). Одно только поддержание социально-экономической жизни лагерей беженцев на нынешнем уровне представляет для страны тяжелое финансовое бремя.

Именно поэтому «Иордания следит за палестино-израильскими переговорами не только как за внешним событием, но и как за внутренним»17. И когда на свет появился документ, получивший название «План Бейлина-Абу Мазена», маятник политических симпатий Аммана, как отметили наблюдатели, качнулся в сторону «Ликуда». Король Хусейн и Б.Нетаньяху, имевший в тот момент статус лидера крупнейшей оппозиционной партии, заметно интенсифицировали контакты. Весной 1996 г. Нетаньяху совершил по приглашению иорданского монарха визит в Амман.

Тем не менее, несмотря на казавшееся взаимопонимание между королем Хусейном и Б.Нетаньяху в оценках перспектив и императивов мирного процесса, с приходом «Ликуда» к власти ситуация заметно осложнилась. При этом Амман выразил несогласие и неприятие не только в отношении генеральной линии Нетаньяху на израильско-палестинском направлении БВУ, но и по его отдельным действиям, задевшим лично короля Хусейна. Болезненность реакции иорданского монарха усугублялась еще и тем, что в отличие от доминировавшего среди арабских лидеров пессимизма по поводу будущих шагов лидера «Ликуда» он в первые недели нового израильского правительства публично высказывал уверенность, что Б. Нетаньяху не отступит от достигнутых ранее договоренностей и будет продолжать процесс урегулирования.

Сам Нетаньяху, судя по всему, вовсе не желал ссориться с королем. Свидетельством тому служит его обращение к королю в ходе июльского (1996 г.) визита в Вашингтон помочь ему улучшить свой имидж среди арабских руководителей и убедить их в том, что нет причин для сомнений в приверженности нового израильского руководства делу мира.

При этом на деле премьер-министр Израиля как минимум два раза крупно «подставил» короля Хусейна. Первый раз после того, как за заверениями в самых добрых намерениях, озвученными в Аммане советником Нетаньяху Дори Голдом, последовало решение израильского правительства о расширении израильских поселений на оккупированных территориях, второй раз – когда буквально на следующий день после другого визита Д.Голда в иорданскую столицу и очередных клятв в стремлении к миру произошел инцидент со злополучным тоннелем под Храмовой горой, о намерении «ликудовцев» открыть который советник израильского премьера во время встречи с королем умолчал.

Иорданский монарх достаточно долго не спешил с казавшейся логичной резкой критикой такого поведения израильтян и даже, получив информацию о планах расширения поселенческой деятельности на Западном Берегу и в Секторе Газа, выразил надежду, что израильское правительство не будет «создавать препятствий к миру»18. Однако открытие тоннеля Хасмонеев окончательно вывело монарха из себя, ибо это ставило в смешное положение лично его: по мирному договору признается особая роль иорданского короля в опеке над исламскими святынями Иерусалима (пункт 2 статьи 9), и израильтяне должны были бы проявить такт и хотя бы поставить монарха в известность.

Серьезный удар по процессу нормализации нанесла неуклюжая попытка «Моссад» ликвидировать в Аммане 25 сентября 1997 г. члена руководства «ХАМАС» Х.Мишаля, являвшегося гражданином Иордании. И хотя король в дальнейшем выгодно использовал этот инцидент для укрепления своих позиций в палестинской среде (в качестве «компенсации» из израильской тюрьмы выпустили духовного лидера «ХАМАС» шейха А.Ясина), его критике в адрес Нетаньяху и израильской администрации не было предела. Монарх оказался вынужденным примкнуть к тем, кто, критикуя Нетаньяху, ставил под вопрос целесообразность мирного процесса в целом. Сохранять молчание или демонстрировать оптимизм в отношении политики Нетаньяху стало означать для руководства Иордании противопоставление себя общественному мнению страны.