Такой конфликт - фатальная данность, если демократия рассматривается не как технология власти, а как абстрактный идеал. Тогда она становится "удобна для всех употреблений" (H Бердяев), и общество превращается в объект манипуляций разномастных "типов" или конгломератов "увеличивающегося числа людей, которые по видимости становятся участниками осведомленности и действиях, а в действительности и более чем пригодными для использования рабами.

Человек-масса - продукт нашей индустриально-демократической цивилизации, и в своем логическом завершении он тоталитарен и катастрофе не только для культуры, но и цивилизации. Он - современный вар­вар.

Печально, но в наш просвещенный век человек-масса напоминает собаку в библиотеке: она все видит, но ничего не понимает.

Подлинная культура не может быть высшей, "высоколобой", средней, "посредственной" или тем более низшей, "низколобой" подобно тому, как нельзя быть более или менее честным или влюбленным. Попытки определения степени культурности - это некорректный перенос методики оценки товара, имеющего цену, на феномены, в принципе не поддающиеся такой оценке. Культура либо есть - в абсолюте своего творческого смысла и напряженности форм - от "Ave Maria" до на­родной мелодии, от Гомера до Джойса, от Растрелли до крестьянского лубка, либо ее вовсе нет - от откровен­ного китча до изощренных имитаций бесценных творений. И это не максимализм автора, а категорический им­ператив сущности культуры, которая всегда - горняя ду­ховная высота. На ее величественном и прекрасном фо­не и короли, и пигмеи масс культа - одинаково голые. Это - не просто декаданс как глубокое переживание и самовыражение кризиса культуры, давшее по-своему ве­ликолепные творения - ее самокритику. "Массовая куль­тура" - это вырождение и тупик культуры, глум над ней.

4. В ПОИСКАХ ИСХОДА ИЗ ЛАБИРИНТА

Если воссозданная картина тотального конфлик­та между современной цивилизацией и культурой достоверна, и авторы и актеры этой драмы установлены, воз­никают кардинальные вопросы о глубинных причинах их "любви-ненависти" и альтернативах исхода из этого ла­биринта.

Возможно, разгадка - в фундаментальном несоответствия между функцией человека как главной производительной силы и его призванием как главной социально-творческой силы.

Ключ к несовершенству современного общества - не только в эгоцентризме его "титанов" или человека-массы. Это - лишь основные ипостаси несовершенства, инфантильности родового человека, извечного и непре­одолимого в парадигме абстрактного гуманизма разрыва между целями и средствами, неспособности к их ко эволюции. Но лучшие умы человечества все более сознают это противоречие и ищут исход из него.

"Выдающийся гуманист XX столетия, испан­ский философ

М. Унамуно в эссе "Вглубь!" отметил "перевернутый" характер соотношения цивилизации и ее творца - человека. "Нет, - писал он, - я не отрицаю ни громадную социальную энергию, ни мощь цивилизации, все это имеется: наука - в изобилии, искусство - в изо­билии, мораль - в изобилии, но через какое-то время, заполнив мир чудесами индустрии, огромными завода­ми, дорогами, музеями, библиотеками, мы в изнеможе­нии упадем у подножия сотворенного нами, и кому то­гда все это будет нужно? Что для чего: человек для науки или все же наука для человека?

Если прогресс - цель, для кого мы рабо­таем? Кто этот Молох, который, по мере приближения к нему тружеников, вместо награды пятится, и в утеше­ние изнуренным и обреченным на гибель толпам . толь­ко и умеет ответить горькой насмешкой, что после их смерти все будет прекрасно на земле вы обрекаете со­временных людей на жалкую участь быть несчастными работниками, которые, по колено в грязи, тащат барку со смиренной надписью "прогресс в будущем" на флаге. Цель бесконечно далекая - не цель, а уловка".

В. Розанов усматривал в этом явную аномалию: "В нормальном процессе всякого раз­вития благоденствие самого развивающегося существа есть цель; так дерево растет, чтобы осуществить полноту своих форм. Из всех процессов, которые мы наблюдаем в природе, есть только один, в котором этот закон на­рушен, - это процесс истории. Человек есть развиваю­щееся в нем, и, следовательно, он есть цель; но это лишь в идее, в иллюзии: в действительности он есть средство, а цель - это учреждения, сложность общест­венных отношений, цвет наук и искусств, мощь про­мышленности и торговли. Все это неудержимо растет, и никогда не придет на мысль бедному человеку хоть ко­гда-нибудь не дать передушить себя всему этому, не лечь перед торжествующей колесницей Ваала и не обрызгать колес кровью. Коренное зло заключается в неправиль­ном соотношении между целью и средствами: человеческая личность, признанная только средством, бросается к подножию возводимого здания цивилизации".

Н. Бердяев полагал, что и кажущийся антипод со­циализма - анархизм - лишь "предельное течение в судьбах европейского общества. Внешне он производит впечатление учения, которое претендует на утверждение человеческой личности и ее свободы. Но в действительности он возник из того же комплекса, что и социализм - уравнительного, усредняющего чувства зависти и мес­ти. Поэтому "радости свободного творчества, свободного избытка анархизм не знает и знать не может . Это ка­кая-то предельная, угрюмая и мучительная свобода", ко­торая "обращается в насилие". "Анархизм, - подчеркивал мыслитель, - в конце концов, есть форма реакционного восстания против культуры, неприятие культуры с ее неравенствами, .неприятие ее во имя процесса уравновешивающего, сглаживающего и сметающего все возвы­шающееся". Духом анархизма пронизаны и новейшие течений в искусстве. Здесь господствуют аналитически расчленяющие процессы, .глубокое потрясение и расчленение форм человека, гибель целостного человеческого образа, разрыв с природой . погибает человек как величайшая тема искусства". И парадоксальным образов такой человек вовсе не освобождается, а "погружается и проваливается в социальные и космические коллективности".

Новые философско-религиозные течения также обнаруживают более или менее скрытые антигуманные начала. "В них человеческая индивидуальность подчиняется космическим иерархиям духов. Человек перестает играть ту центральную и обособленную роль, которую он играл в ренессансный, гуманистический период истории".

Аналогичную судьбу претерпевает "контр культура" на новом витке, начиная условно с 1968 года, когда Т. Роззак дал ей ставшее нормативным собственное имя. Он определял ее как протестующее мировоззрение и разъяснял "Старая культура склонна предпочитать права. собственности - правам личности, требования НТР - человеческим потребностям, конкуренцию - сотрудничеству, формальное общение - самовыражению Контр культура склонна предпочитать обратное”.

"1968" - конкретная дата, но и символ цельности взаимосвязи ряда социокультурных явлений, которые свертывались до и после этого года. Они включали в себя: протест против аристократической системы образования во Франции; "вьетнамский синдром" американских солдат, швырявших боевые награды к подножию Капитолия; "Пражскую весну" как стремление к социализму "с человеческим лицом", оппозицию советской интервенции в Афганистане; широкое участие молодежи "культурной революции" в Китае; оживление националистических движений в "благополучных" государствах; ряд неформальных инициатив в сфере искусства; популярность альтернативных стилей жизни, и т.п. Это было, о словам французского социолога Ж. Гурвича, "время бурных совместных действий, меняющих социальную сальность. Это было время духовного Причастия”.