Прежде всего, в буддийской этике поражает ее интеллектуалисти-ческий характер. Вот несколько типичных примеров из Сутта – Ни-паты:

“Великое научение и познание, верное разумение закона, благое слово – вот величайшее блаженство”

“Истина – сладчайшее в этом мире и та жизнь назовется лучшей, которая прожита в понимании”

С интеллектуальным характером буддийской этики связано ее второе свойство – отрицательный характер большинства ее запо-ведей. Буддизм гораздо охотнее говорит о том, чего надо избегать, чем указывает, что надо делать. Главные его заповеди: не убивай, не укради, не прелюбодействуй, не лги, не пьянствуй – сплошь отрицательного характера, подобно большинству заповедей Мои-сея.

Иначе это и не могло быть в буддизме: проповедуя отречение, отказ от мира, буддизм проповедовал воздержание от жизни вооб-ще, от душевных движений, даже если он этического порядка.

13. Любовь в буддизме

“Не стремись к радостям ни земным, ни небесным”, будь невоз-мутим, ничему не удивляйся, ничем не восхищайся, ни к чему не стремись, ничего не жалей. Чувство любви к личностям совершен-но несовместимо с буддизмом; монах должен вырвать у себя “ вся-кое влечение к виду и имени”, т.е. к индивидуальному; для него должно стать глубоко безразличным: стоит ли около него брат или совершенно чужой человек, которого он видит впервые – потому, что всякая привязанность – боль, потому что личность – иллюзия.

Но это не исключает возможности самой интенсивной любви ко всему вообще, к общему страдающему мировому целому потому, что такая любовь не приносит страдания.

Существует одно место, в котором эта мировая любовь выражена с необычайной силой.

“Да будут счастливы все существа, да живут все они в радости и довольстве!”

14.Отрицательный характер его заповедей.

Мы наглядно изобразим буддийскую этику, если отметим две ха-рактерные черты (интеллектуализм и отрицательный характер за-поведей)

Монах, прежде всего, понимает безобразие, тяготу и обман этого мира. Он смотрит на мир, “как на пустоту”, тлень и разрушение. Он победил в себе все влечения к миру и все страсти. Он не гневается, он терпит оскорбления, несчастья, неудачи без раздражения и ропо-та. Он не привязан к жизненным удобствам и не ищет обильной милостыни, одежды и крова.

Святой отрешился от семейных привязанностей, его не влечет к себе женское тело, слепленное из мяса, наполненное кровью, жел-чью, слизью.

- Даже видя прекрасных дочерей Мары, я не чувствовал в себе нечистых влечений, - говорил Будда, - что же мне в теле твоей дочери, наполненном водой и выделениями? Я не попру его даже своей ногой.

Святой вырвал с корнем все свои желания, он равнодушен к настоящему, как равнодушен к прошлому и будущему, и это дает ему особенные положительные добродетели - свободу, мудрость и могущество.

Он свободен от всех привязанностей, даже друзей нет у него, он одинок, ни с чем не связан, ни от чего независим, ни от людей, ни от погоды, ни от счастья, ни от несчастья. Поэтому нет в нем и страха, и сам Мара-Искуситель не страшен ему.

Святой обладает мудростью. Это не мудрость этого мира. Он не похож на людей, которые “то хватаются за науку, то бросают ее для другого учения, как обезьяны перебрасываются с сучка на сучок”; он чужд споров и словопрений; познавший Вечную Истину, он не разбрасывается мыслями; светла, глубока и молчалива его муд-рость, как безбрежное, безмолвное море; шумно бегут горные ру-чьи, но вечно безмолвны воды в глубинах морей.

И вместе со свободой, силой и мудростью святой приобретает благоволение ко всему живому. Он не вредит человеку, он не дела-ет вреда животным, птицам, насекомым; он даже не тревожит малейшего растения, если к этому не представляется особой надоб-ности; его любовь ко всему сродни его самопожертвованию. Он должен быть готов отдать все свое, если у него этого требуют, отдать даже самого себя, как это сделал Будда, который в одно из своих превращений, будучи зайцем, накормил своим мясом голод-ного.

Само собой разумеется, что окончательным идеалом для буддис-та является сам Будда. Поэтому его образ – пример для подражания а его конец, Нирвана, есть цель стремлений всякого монаха. Тяже-лым и длинным путем идут люди к этой цели.

Милосердие и деятельность на пользу нужны людям только на первых стадиях пути. Для приближающихся к концу, нужно только сосредоточение сознания, самоуглубление: “Когда на небе гремит гром, и дождевые потоки наполняют все воздушные пути, тогда монах в горной пещере предается самоуглубелению, и нет для него высшей радости, пока он не достигнет окончательного успокоения - Нирваны”.

15.Нирвана

Что же такое Нирвана? Чистое ли она уничтожение или какой-ни-будь особый род существования?

Нирвана – значит угасание и большинство текстов рисуют ее, как небытие или описывают ее в отрицательных терминах, как уничто-жение страстей, уничтожение желаний, движений, даже познания. Но значит ли это, что Нирвана – небытие? Как мы знаем, Будда упорно уклонялся от ответа на вопросы о посмертном существова-нии и его ученики, когда их спрашивали о подобных вещах, неиз-менно отвечали, что “Возвышенный этого не открыл”. Уже это од-но намекает на иное решение, отличное от решения вопроса в от-рицательном смысле.

На один из подобных вопросов (о посмертном существовании Будды) монахиня Кхема ответила так:

“Сущность Совершенного не может быть определена в катего-риях этого мира. Она глубока и бездонна, как великий океан. Не-льзя сказать, что Совершенный существует после смерти, но также нельзя сказать, что он не существует”.

В другом диалоге энергично опровергается еретическое мнение Ямаки “что монах, освобожденный от грехов, когда распадается его тело, подлежит уничтожению, что он не существует после смерти”

На третьем сборе буддистов вопрос о Нирване был решен в том смысле, что Нирвана непостижима для тех, кто не достиг ее.

Таким образом, Нирвана – это посмертное состояние, определя-ется как нечто трансцендентное, как то, о чем мы не можем гово-рить нашими понятиями и словами, нечто непостижимое, о чем мы даже не можем сказать нашего человеческого слова – “оно сущест-вует”.

16.Буддийская община

Рассмотрев Будду и Дамму (личность основателя и Закон), мы пе-рейдемп к третьему элементу буддизм, к Самге – общине.

Хотя в буддийском символе веры говорится об общине, как о чем-то едином, но при своем внутреннем единстве, она не предс-тавляет чего-то целого по своей организации.

Буддийские монахи группируются в общины, которые не связа-ны одна с другой и не имеют над собой общего руководителя; тако-вым был только Закон. Принятие в общину совершалось очень просто. В присутствии десяти монахов посвящаемому задают не-сколько вопросов и после удовлетворительных ответов на них кан-дидат зачисляется в общину. Не принимаются только заведомые преступники и неправоспособные лица. Выход из общины также легок.

17. Образ жизни монахов.