Следует привести отрывок из элегии Ксенофана (570—480 гг. до н. э.), где мастерски раскрываются применявшиеся стимулы, не ограниченные сим­волическим венком и установкой скульптуры победителя:

«Тот, кто в беге проворном иль в бою пятиборцев

смог добиться победы — там, где Зевсова роща,

на равнине Олимпа, у Пифа, — в поединке борцов,

или в схватках кулачных, иль в побоище страшном,

что недаром зовется панкратион,

тот пред городом всем еще более славным предстанет:

средь соперников может получить он почетное место,

что ни съест — все оплатит казна,

приз бесценный тому может дать государство,

если ж лошадь его победит — это все он получит сполна».

1.7. Кризис классических форм древнегреческой

физической культуры

(IV в. до н. э.)

С конца V века до н. э. дальнейшему быстрому развитию греческого общества все сильнее препятствуют узкие границы небольших городов-государств, мешавшие свободному расцвету экономической жизни и формирова­нию необходимой политической структуры. Соотношения между городами-государствами не могли изменить даже внутренние резервы самого крупного полиса — Афин. В ходе пелопоннесских войн стало очевидным, что только с помощью внешних сил можно создать охватывающее всю территорию Эллады единое греческое государство, которое положило бы конец внутренней социальной борьбе, ведущей к уничтожению производительных сил.

Одновременно с кризисом производственных отношений закономерно обострились также противоречия, присущие традиционным формам физиче­ской культуры. Однако кризис античного рабовладения V—IV веков до н. э. носил лишь локальный и временный характер. Как мы увидим в дальнейшем, этот кризис поколебал те общественные силы и основы, на которых создава­лась греческая физическая культура, но не лишил ее возможности для возрождения. Кризис классических форм, сопровождавшийся перемещением центров тяжести в рамках физической культуры и изменением подхода к ней, нельзя смешивать с тем процессом разрушения и распада ее содержания, который начался лишь в IV—V веках н. э.

Признаки изменений в физической культуре в Афинах обнаружились уже в V веке до ч. э. Именно тогда впервые оказалось поколебленным господство главной классовой базы олимпизма — аристократии, а вместе с ней и его калокагатической системы требований. Об Алкибиадесе, победив­шем в соревновании колесниц на 91-й Олимпиаде (416г. до н. э.), писали, что «он игнорировал гимнастические состязания, так как знал, что среди их участников было много атлетов низкого происхождения, являвшихся гражданами незначительных городов-государств и страдавших отсутствием культуры». Немногим позже Исократ (436—338 гг. до н. э.), отличавшийся антидемократическими взглядами и ироническим складом ума, критикуя свой собственный класс, заявлял уже, что «народ покончил с обычаем заниматься физическим воспитанием и музыкой. Он понял, что не достигнет с их помощью счастья, и поэтому счел, что эти занятия не прекрасны». На самом деле снижение значения физической подготовки было вызвано массовым распространением рабовладения, изменением отношения господствующего класса к труду, изменением методов ведения войны. Наряду с воинами тяжеловооруженной пехоты уже в V веке до н. э. возросла роль в военных действиях легковооруженных воинов и матросов, вербовавшихся из средних слоев общества. Начиная с IV века до н. э. пришел в упадок институт эфебии. Бремя ведения войны лежало в основном на плечах профессионалов-наемников. Более состоятельные слои в городах-государствах стали игнорировать утомительные тренировки по бегу и борьбе. Популярность среди молодежи начали завоевывать облегченные формы занятий физической культурой, ведущее место среди которых заняли выразительные движения. Однако даже, несмотря на это, посещаемость гимнасий падала. В области политики стре­мление к изоляции постепенно стало брать верх над тенденцией к объединению. Панэллинские игры, некогда символизировавшие свободу и сплоченность независимых городов-государств, в IV веке до н. э. становились лишь напоминанием о былом величии.

Влияние на систему ценностей в классовом соотношении сил и условиях жизни греческих полисов явно прослеживается также в эволюции идей того времени. Ксенофан из Колофона, основатель элейской школы философов, еще в середине VI века до н. э. поставил под сомнение однобокость идеалов архаических агонистиков, заявив: «Те, кого прославляют их быстрые ноги или резвые кони, явно не могут достичь никаких вершин, потому что мудрая наука стоит большего, чем рекорды чемпионов и лошадей». Наиболее полно выразивший идеи софистов Еврипид, который, кстати, удостаивался лаврового венка победителя соревнований по борьбе и боксу в Элеусе и на Панафинеях, в V веке до н. э. высказывался уже явно осуждающе.

«По всей Элладе есть бесчисленное множество гнойников,

Но нет ничего более злостного, чем род атлетов», — писал он в «Антолике».

Строки из произведений двух греческих мыслителей, относящиеся к периодам зарождения и последующего развития духовной революции, совершенной софистикой, дают лишь общее представление о том историческом процессе, который во второй половине V века до н. э. создал новую основу картины мира греков, построенного на идеях аристократической культуры. Новый культурный идеал в противовес основанной на ритуалах аристократической калокагатии выдвинул задачу воспитания политически мыслящих, рассудительных и наделенных ораторскими способностями граждан. Гражданские достоинства, постепенно выходившие на первый план вместо аго­низировавших идеалов аристократии, строились на сознании, логическом мышлении и развитии духовных проявлений и в условиях кризиса городов- государств закономерно вступили в конфликт с проповедовавшейся агонистиками системой ценностей физической культуры. То обстоятельство, что интересы новых, поднимавшихся слоев способствовали выходу на передний план таких норм поведения свободного гражданина, которые освобождали его от физических нагрузок, грозило сделать неактуальной всю систему ценностей физической культуры, выросшей из традиций аристократии, до сих пор не имевшей конкурентов. Аристофан (450—370 гг. до н. э.) в своем ' произведении «Облака» устами Правды выступает еще в защиту прежних идеалов. То же самое делает молодой Аристокл (427—347 гг. до н. э.), который после успехов, достигнутых в соревнованиях по борьбе на истмийских играх благодаря физическим данным, приобрел известность в истории философии под именем Платона. Однако в старости среди посещавших панэллинские состязания торговцев, спортсменов и зрителей он уже выделяет последних как наиболее высокопоставленных представителей грече­ского общества. Его ученик Аристотель (384—322 гг. до н. э.), подходя более широко к этому вопросу, заявлял, что утомительная, односторонне развивающая тело деятельность, за которую платят денежное вознаграждение и которая требует слишком высокой самоотдачи, недостойна свободного человека. Поэтому он считает гимнастику более ценной, чем агонистику. Исходным пунктом у Аристотеля было отчуждение от физических нагрузок. Начав с этой основы, он пришел к требованию умерить нездоровый, слишком раздутый культ атлетизма.