– На Марс! На Марс! Вперед, на Марс!

Как легко было ошибиться в нем, приняв за фанатика – не более, за одержимого изобретателя мифического аппарата, воспаленный мозг которого не знал покоя.

Но он не был таким чудаком. Много лет спустя член-корреспондент АН СССР И.Ф. Образцов так скажет о Фридрихе Артуровиче:

«Особенностью творческого метода Цандера была глубокая математическая разработка каждой поставленной перед собой проблемы. Он не просто теоретически глубоко разрабатывал рассматриваемые вопросы, а с присущей ему ясностью изложения старался дать свое толкование волновавшей его проблемы, найти пути к ее практической реализации». Прежде всего Цандер был инженером, и не просто инженером. «Первый звездный инженер, мозг и золото космоплавания», - так отозвался о нем Циолковский.

А в это самое время будущий выпускник МВТУ им. Баумана Сергей Павлович Королев, юноша, страстно влюбленный в небо, конструировал и строил планера, и сам на них летал. Нет, это был еще не тот Королев, конструктов ракетно-космических систем, о котором мир узнает ровно через полвека. На этом отрезке жизненного пути молодого инженера и пилота манила стратосфера и способы ее достижения. Выбор, как и следовало ожидать, тоже остановился на ракете. А знакомство с трудами Циолковского и лично с Цандером окончательно определило направление дальнейших поисков конструктора Королева – ракетоплан. Знакомство с Тихонравовым и Победоносцевым, а также с газодинамической лабораторией (ГДЛ) в Ленинграде подтолкнуло его к созданию аналогичного центра в Москве, оформившегося в группу изучения реактивного движения (ГИРД) при Осоавиахиме 1930 году. Начальником ГИРДа был назначен Королев, а ее лидером, безусловно, был Цандер. А 17 августа 1933 года на полигоне в Нахабино стартовала первая советская ракета – знаменитая «девятка». Сохранился даже «Акт о полете ракеты ГИРД Р–1», – так называли «девятку», из которого следовало, что полет ракеты продолжался 18 секунд и она достигла высоты 400 метров. Глубокой осенью, когда уже выпал снег, стартовала вторая ракета ГИРД-X – полностью жидкостная, с двумя – спиртовым и кислородным – баками, задуманная Цандером и осуществленная его соратниками по первой бригаде. Эти две ракеты стали действительно историческими: с них начинается летопись советских жидкостных ракет.

В 1934 году по инициативе заместителя наркома обороны М. Н. Тухачевского, человека передового и всячески поддерживающего ракетчиков, две родственные организации, занимающиеся изучением реактивного движения, Ленинградская ГДЛ и Московская ГИРД, были взяты под опеку наркомата обороны и объединены в РНИИ – ракетный научно-исследовательский институт. Делу изучения реактивного движения был придан новый статус, – из организации инициативно-общественной она стала организацией государственной важности и начала работать по планам военных заказчиков. А планы у военных были весьма конкретные и очень далекие от полетов в космос и, тем более, на Марс. Им требовалось высокоэффективная (обладающая большой огневой мощью) и с приемлемой точностью стрельбы «реактивная артиллерия», или по современному определению – реактивные снаряды класса «земля – земля» и «воздух – земля» (для стрельбы из самолетов по земле).

Поставленные перед ним задачи РНИИ успешно разрешил: уже в боях на Халхин-Голе на самолетах И-153 «Чайка» и И-16 весьма успешно применялись реактивные снаряды (ракеты класса «воздух – земля»), а к началу Великой Отечественной Войны были созданы многоствольные реактивные установки на автомобильной платформе – знаменитые гвардейские реактивные минометы, ласково называемые фронтовиками «Катюша», сыгравшие большую роль в достижении победы над врагом. Следует отметить, что попытки немцев создать нечто подобное, успехом не увенчались.

Наряду с разработкой боевых реактивных снарядов, отдел института, возглавляемый конструктором Королевым, занимался разработкой крылатых ракет (проекты 212, 216 и 217), но начавшаяся в 1937 году волна репрессий докатилась и до РНИИ. В 1938 году было репрессировано практически все руководство института и ведущие инженеры-конструкторы, в том числе и будущий главный конструктор ракетно-космических систем.

А теперь оторвемся на минутку от дел Российских и посмотрим, как же развивалась идея космоплавания в других странах?

С Соединенных Штатах Америки Роберт Годдард, человек трудного, сложного характера, предпочитал работать скрытно, в узком кругу доверенных людей, слепо ему подчинявшихся. По словам одного из американских коллег, «Годдард считал ракеты своим частным заповедником, и тех, кто так же работал над этим вопросом рассматривал как браконьеров . Такое его отношение привело к тому, что он отказался от научной традиции сообщать о своих результатах через научные журналы .». Другой американец, историк космонавтики, пишет о нем: «Нельзя установить прямую связь между Годдардом и современной ракетной техникой. Он на том ответвлении, которое отмерло».

Из доклада американского ученого Ф. Дж. Малина: «Мы просмотрели изданные работы первого поколения основоположников теории космических полетов: К.Э. Циолковского (1857 – 1937), Р. Годдарда (1882 – 1945), Р. Эсно-Пельтри (1881 – 1957) и Г. Оберта. В научных кругах эти материалы относили в основном к научно-фантастической литературе прежде всего потому, что разрыв между возможностями существовавших экспериментальных ракетных двигателей и фактическими требованиями к ракетному двигателю для космического полета был фантастически велик. Отрицательное отношение распространялось на само ракетное движение .».

Италия: «Должностные лица военно-воздушных сил проявляли очень мало интереса к будущему ракетных двигателей . Интерес опекавшей нас итальянской администрации к ракетной технике находился на точке замерзания» – это слова Л. Крокко, сына генерала Г. Крокко, крупнейшего итальянского ракетного специалиста.

Франция: «Известный специалист по пороховым ракетам Л. Домблан говорил: «Этим делом я занялся по собственной инициативе и до конца работал сам, без помощи квалифицированных специалистов .».

Германия: «Добиться, чтобы авторитетные ученые выслушали меня и подумали о моих предложениях, оказалось невозможно, - вспоминал Герман Оберт. – Единственный шанс заставить их заняться этим состоял в привлечении к моим идеям общественного интереса».

Но в германии был и другой инженер, грезивший ракетами – Вернер фон Браун. Уже в 1929 году ему удалось создать лабораторию и привлечь заинтересованных и увлеченных ракетами специалистов. А с приходом к власти нацистов в 1933 году работа этой лаборатории была взята под опеку военных и строго засекречена. Кроме того, в ряде других лабораторий и КБ проводилась обширные работы по боевому применению реактивных снарядов. Наряду с эти в КБ авиационного конструктора Вилли Мессершмита с широким размахом велись работы по созданию самолета с реактивным двигателем.

Триумф нашей «Катюши», как уже было отмечено, побуждал немецких конструкторов создать аналогичные образцы фронтовых реактивных установок. Несмотря на тщательно охраняемый секрет советских гвардейских реактивных минометов (даже за утерю одной доски от снарядного ящика виновному грозил расстрел) немцам, как отмечает историк ракетной техники Герман Назаров, удалось «заполучить снаряд нашей «Катюши» еще в 1939 году, когда еще и имени у нее этого не было. Немцы предприняли самые решительные и срочные меры, чтобы создать подобное оружие и бросили на его разработку десятки фирм. К концу войны существовало множество опытных образцов, ни один из которых не удовлетворял требованиям военных. С 1942 года немцы применяли на Восточном фронте шестиствольные минометы, стреляющие реактивными снарядами «Небельверфер» и «Вурфгерет». Следует отметить, что, по сравнению со знаменитой «Катюшей», эффективность их была невысока, широкого применения на фронте они не получили, а за издаваемый при стрельбе ужасный визг у фронтовиков они получили прозвище «Скрипач».