У Покровских ворот, на углу бульвара, в доме № 14 помещается, как кажется, на первоначальном месте, одна из старейших русских вольных аптек, открытая в 1703 году «иноземцем цесарской земли» Гаврилой Саульсом.

Против аптеки находится церковь, название которой характеризует былое благоустройство местности - Троица «на грязях».

За нею, направо по Покровке, привлекает внимание господствующая над улицей нарядная церковь Успения [138], заинтересовавшая в 1812 году самого Наполеона, учредившего караул для ее охраны. Построенная в самом конце XVII века (1696-1699) «Петрушкой Потаповым с братией» на щедро отпущенные купцом Серяковым средства, церковь эта считается одним из лучших образцов в том своеобразном стиле московского барокко, который создался из сочетания излюбленных Москвою церковных форм с украинскими новшествами. Петрушка Потапов сумел не только прекрасно выразить в архитектурных массах постройки ее стремление ввысь, но и показал себя подлинным живописцем в умелом сочетании красного с белым, в изяществе кружевной обработки окон, особенно в верхнем этаже, где остроумно соединены в одно четыре окна, и во множестве других архитектурных деталей. Сам великий зодчий елизаветинской эпохи Растрелли [139] внимательно изучал это «дело рук человеческих», как гласит надпись на храмовой доске, и в его утонченном чисто европейском творчестве можно найти мотивы, идущие едва ли не от «Петрушки Потапова с братией».

Улица Покровка начинается неподалеку от этой церкви, от Армянского переулка. По ту сторону переулка, как последний дом Маросейки (Малоросейки), стояли хоромы боярина Артамона Матвеева [140], а затем дом (№ 17), принадлежавший фельдмаршалу Румянцеву-Задунайскому [141]. По преданию, дом этот был выстроен и подарен графу его крепостными. Позднее в нем жил И. П. Румянцев - основатель Румянцевского музея, и на потолках парадных комнат были живописные и лепные изображения побед, одержанных отцом владельца. В самом Армянском переулке дом № 11 принадлежал Тютчевым, и в нем поэт провел годы юности. На другой стороне переулка, у церкви Николы в Столпах,- гробница боярина А. С. Матвеева [142], выстроенная потомком Матвеева, Н. П. Румянцевым, в виде классического храма, особенно странного рядом с типично московскою грузною церковью XVII века - на подклете, с галереей на пузатых колонках и шатровою колокольней. В этой церкви был погребен, между прочим, окольничий И. М. Милославский [143] - участник первого стрелецкого бунта. После известного заговора Циклера и Соковнина взбешенный Петр приказал выкопать из могилы тело Милославского и привезти его в подмосковное село Преображенское на свиньях.

Налево от бульвара, по Покровке, дом № 22, лучший из уцелевших в Москве домов елизаветинской эпохи, построен в 1742 году для князя Д. Ю. Трубецкого, а потом подарен Елизаветой Алексею Разумовскому [144]. Существуют указания, что дом этот, так похожий в общем на несомненно растреллиевский петербургский дворец Строгановых, построен Растрелли, но вернее допустить, что Растрелли был только автором проекта, а выполняли его более робкие руки. Дом привлекает внимание своеобразием архитектуры, несколько напоминающей мебель эпохи, особенно комоды. Это сходство было уловлено уже современниками, и жившие в этом доме Трубецкие, в отличие от многочисленных в старой Москве однофамильцев, назывались «Трубецкие-комод».

В этом доме Елизавета праздновала свой брак с Алексеем Разумом (т. е. А. Г. Разумовским.-Сост.), а молебен после бракосочетания был отслужен в соседней церкви Воскресения в Барашах (1734), купол которой увенчан по этому случаю императорскою короной. В год коронации Екатерины в доме Разумовского произошла интересная сцена. Бестужев [145] задумал выдать Екатерину замуж за Григория Орлова [146], сочинил прошение о том, чтобы императрица «избрала себе супруга», и стал собирать под ним подписи. Екатерина, кажется, была склонна к этому браку, но,- неизвестно, по какой причине, быть может, просто из желания узнать, какое впечатление мог бы произвести такой брак на окружающих,- решила предварительно «узаконить» Разумовского как мужа тетки-императрицы.

Однажды Воронцов [147] был позван к Екатерине и получил приказание составить проект указа о том, что Екатерина, в память тетки своей Елизаветы, признает справедливым пожаловать графу А. Р. Разумовскому титул императорского высочества. Воронцов должен был отправиться с проектом указа к Разумовскому, чтобы узнать, как он смотрит на такое дело. Воронцов застал старика графа в его Покровском доме сидящим у камина в той самой мраморной комнате, которая служила спальной новобрачных и в общих чертах сохранилась до сих пор. Разумовский прочел проект указа, молча встал с кресла, подошел к находившемуся в спальне комоду, отпер стоявший в нем богато отделанный ларец и вынул из потайного ящика сверток бумаг, завернутых в розовый атлас. Старик прочел бумаги, поцеловал их и, перекрестившись, бросил в огонь камина.

Заявив Воронцову, что он был только «рабом» Елизаветы, осыпавшей его «благодеяниями превыше заслуг», Разумовский сказал, что у него не оказалось бы «суетности» признать свой брак, даже если бы он и существовал.

- Теперь вы видите, что у меня нет никаких документов,- сказал он в заключение.

Именно этот в известном смысле героический поступок Разумовского и заставил, по-видимому, Екатерину отказаться от мысли «избрать себе супруга», а длинная вереница последовавших затем фаворитов показала, насколько мог бы быть прочным такой брак.