История показывает, что сколько люди живут на земле, столько и прокладывют они себе пути-дороги. В наших болотистых лесистых местах дороги были всегда особой заботой правителей. Алексею Михайловичу, например, мы обязаны возникновением Пречистенки. Это он, второй царь дома Романовых, облагородил и благоустроил гиблое когда-то, непроходимое Чертолье.

Отдавая дань дипломатии. военным походам, соколиной охоте, увеселениям молодости, царь в то же самое время был образцом ревностного исполнения православных обычаев. Ни один праздник в Москве не проходил без его участия. Не было ему равных в благовейных преклонениях перед святыми иконами, в умилении и кротости, за что и получил он эпитет "тишайший". особенно любил царь длинные монастырские богослужения. И, если государственные дела не позволяли ехать на несколько дней под Звенигород в Савво-Сторожевский монастырь или в Троицкую лавру, "тишайший" отправлялся в Новодевичий, где хранилась чудотворная Одигитрия - Пречистая богородица Смоленская.

Из Кремля царская семья и свита выезжала через Боровицкие ворота на колымажный двор и направлялась к Чертопольной башне Белого города. Эту семиверхую красавицу поставил в конце XVI в. великий русский зодчий Федор Савельев, прозванный за силу Конь. Триста тридцать лет назад Москва собственно здесь и кончалась. За белокаменной стеной пути лежал по бездорожью. прямо под стеной Белого города по дну глубокого оврага протекал ручей Чертогорий (черт рыл), склоны которого были покрыты мелколесьем и колючим кустарником. В половодье ручей был многоводным и бурным. Дорога с "визгом" несла вниз, а "перемахнув" ручей по бревенчатому, постоянно сносимому мостику, терялась в мшистах болотах. Весной и осенью здесь была непролазная грязь, зато летом заливные луга благоухали разнотравьем. Путь в монастырь лежал из Москвы прямо по остожью - так назывались луга, пригодные для заготовки большого количества сена.

Жители древней Москвы и окрестных сел ничего не начинали делать не помолившись. в двунадесятый праздник Троицу, на второй его день, служили в Лужках (в Лужниках) молебен, как правило, в присутствии царя и его приближенных. Помолившись и получив царское благословение, крестьяне широким фронтом начинали покос. Скосить, выслушить и остожить сено надо было в срок и весьма умело, чтобы стога могли простоять всю зиму не загнивая. Молодой задор и веселье царило на лугу. Песни, клики, звон поправляемой косы, запахи цветов и скошенных трав вызывали подъем сил, побуждали к свершениям. Холщовые рубахи косцрв, пестрые волосники сгребальщиц, вихрастые головы мальчишек, ворошившых сено, умиляли взор наблюдателя. Как знать, может быть, это благолепие сподвиголо Алексея Михайловича благоустроить сию дорогу.

В середине XVII в. начали засыпать ямы и колдобины, спускать в реку Сивку топи и болота, наводить гать, высаживать березы, тополя, сосны, липы. Чтобы не портить луга, дорогу отвели немного вправо. А великим постом 1658 г. богобоязненный царь отдал указ: не понимать боле черта по пути к Пречистой Богородице, а именовать дорогу и всю местность Пречистенкой. Выезды в монастырь стали чеще и пышнее. Пешеходы же по привычке и из почтения двигались по другой дороге, вытоптаой прямо по остожью.

На месте древних дорог возникли в XVIII веке центральные московские улицы с теми же названиями: Пречистенка и Остоженка. С тех далеких пор так и лежат они почти параллельно, начинаясь ныне у станции метро "Кропоткинская" и заканчиваясь на Садовом кольце. Даже судьбы у них одинаковые.

По свидетельству князя П.А.Кропоткина, чье детство прошло на Старой Конюшенной, эти улицы и переулки, от них отходящие, облюбовало московское родовитое дворянство, гордое, спесивое, тщеславное. Удалившись от царского двора, большинство из них возвращалось в Москву и поселялось в доме возле той церкви, где их когда-то крестили и где отпевали их родителей. Они ценили Пречистенку очень высоко и называли московским Сен-Жерменом в пику молодым, разъезжавшим по Европе.

"Москва - город медленного исторического роста. оттого различные ее части так хорошо сохранили до сих пор черты, наложенные на них ходом истории", - так Петр Кропоткин, один из образованнейших людей России, начинает свои мемуары. С 1921 года Пречистинка называлась улица Кропоткинская. Москва с глубоким тогда почтением проводила своего земляка в последний путь. Из Колонного зала до Новодевичьего гроб несли на руках. В траурных колоннах мирно шли большевики и анархисты, разрозненные эсеры и монархисты. Всех их объединяла высокая нравственность почтившего. Человечество чувствует себя сиротливо с уходом людей. Чьи идеи волнуют и побуждают умы. Его именем назвали улицу, которую через 70 лет сочли нужным переименовать. Такая же судьба и у Остоженки и ее имя москвичи дважды осмысливали и запоминали. Более шестидесяти лет она называлась Метростроевская, и это было понятно горожанам без всяких объяснений. К тому же метро - неотъемлемлемая часть истории нашего города - не все ездить на лошадях. Не понятно лишь, какую политическую окраску усмотрели в нем современные апологеты, чем не угодили им строители, почему побоялись расширить топонимическую номенклатуру. Объяснение безусловно красивое, но совершенно ушедшее из жизни понятие - остожье. Все ныне качественно изменилось, в том числе и корм для скота. Изрубленный, законсервированный он перестал быть обыкновенным сеном. Обогатив кормовыми добавками, его давно упрятали в огромные закопанные в землю емкости. Возможно, от названия Метростроевская отказались заблаговременно, дескать, когда-нибудь наступит всеобщая транспортация и надо будет объяснять слово "метро". Ведь история показывает, сколько люди живут на земле, столько они заново прокладывают сеье пути-дороги.