40 лет назад кончилась война за Алжир. Но кончилась ли она?

Г оворят, что история не повторяется. Но в этой истории слишком много общего с той, что волнует сегодня всех нас. И сюжет, и действующие лица выглядят удивительно похожими. И тут и там -- сепаратисты, базы террористов в горах и на территории сочувствующих государств.

В обоих случаях -- политик, пришедший к власти под лозунгом борьбы с экстремистами и сохранения целостности страны. И тут и там -- давняя история войны двух народов, колониальной войны. И тут и там -- экономика, и прежде всего нефть, равно как и «либеральная интеллигенция», протестующая против войны. Наконец, обе истории объединяет терроризм. Однако тем, кто рискнет делать из этих историй какие-то общие выводы, неплохо бы знать факты. Потому что похожи они лишь на первый взгляд. У Франции в Алжире все было иначе -- потому что мир тогда был другим.

Началось все в 1830 году: местный бей, большой поклонник работорговли и пиратства, за что-то отвесил французскому посланнику оплеуху и назвал его собакой. Франция обиделась и ввела войска. К 1850 году сопротивляться было уже особенно некому, и французы стали обживаться на вновь приобретенных землях.

Алжир казался тогда им очень выгодным приобретением. До Франции морем было рукой подать, вдоль побережья земли были плодородными, а климат сравнительно мягким. В Алжир хлынули переселенцы -- превращать пустыню в цветущий сад. Франция это всячески поощряла, надеясь, кроме освоения земель, избавиться еще и от «неблагонадежных» в самой республике. В 1950 году «черноногих», как называли их местные жители за европейские ботинки, было в Северной Африке более полутора миллионов. Алжир был уже не колонией, а полноценным департаментом в составе Франции, ничуть не хуже Парижского или Марсельского. В общем, «неотъемлемой частью государства». Или, по-нашему, «субъектом федерации».

Начиналось переселение исключительно как крестьянское, однако вскоре в Алжире нашли нефть и к сельским жителям прибавились нефтяники и шахтеры. Местное население, хоть и было многим недовольно, в основном старалось не ссориться с приезжими французами. Сказывался менталитет: в большинстве своем это были такие же крестьяне, только алжирские. В городах же правительство вело политику «офранцуживания», стараясь учить и воспитывать молодежь в европейском духе. Видимо, результаты обучения не пропали даром, потому что будущими лидерами сепаратистов стали именно франкоговорящие алжирцы. По крайней мере Маркса они, видимо, читали.

Начиналось все с умеренных политических требований, которые будущие сепаратисты начали предъявлять еще в 20-х. За политикой, естественно, стояла экономика: дело в том, что алжирские крестьяне конкуренции с французами не выдерживали абсолютно. За счет совершенной агротехники французская ферма приносила в двадцать раз больше дохода, чем такая же алжирская. Но французские фермеры ничего не хотели менять. К тому же имели такую возможность -- переселенческое лобби в Париже было тогда очень сильно. Они полагали (и совершенно обоснованно), что за предоставлением местным политических прав последует передел собственности. Уходить же с земли, в которую лили пот еще их деды, французы не хотели.

Тем временем противоречия накапливались, а сепаратисты становились все более активными. К началу 50-х многие из них уже имели достаточный боевой опыт, пройдя Вторую мировую -- зачастую по разные стороны фронта. Некоторые воевали во французской армии, другие же симпатизировали немцам -- такие, например, как лидер «борцов за свободу» Мохаммед Саид, который воевал в войсках СС. По мере того как укреплялись сепаратисты, слабела и сама французская империя. Да и не только французская. Англичане, испанцы, португальцы оставляли свои владения в Индии, Юго-Восточной Азии, Латинской Америке. Просто «за ненадобностью»? Нет, таков был ход времени: на политическую арену выходили другие империи -- в первую очередь США и Советский Союз.

Именно ролью новых империй некоторые исследователи объясняют последующие кровавые события в Алжире. По их мнению, движения сепаратистов были не чем иным, как инструментом ослабления «старых» империй, выведения их с мировой арены. Это тоже правда, но только отчасти. Сепаратисты как политическое движение родились целиком на местной почве и удобрены были исключительно местными противоречиями. То, что на поздних этапах борьбы их стал поддерживать, например, Советский Союз, мало что меняет.

Т ак или иначе, примерно к 1954 году многочисленные повстанческие «кружки», разрозненно действовавшие по всей стране, слились в организацию под названием «Фронт национального освобождения». Организация была исключительно боевой, а средством достижения целей видела террор. 1 ноября 1954 года «боевики» провели несколько террористических акций, а 5 ноября премьер-министр Франции заявил, что компромисса с мятежниками не будет. Обе стороны решили воевать всерьез.

Но первые боевые операции прошли неважно: менее радикальный, чем сепаратисты, народ не видел в соседях-французах особенного зла, а сколотить сколько-нибудь боеспособные партизанские отряды без поддержки населения, а тем более в пустыне, было тяжело. Политически радикального ислама тогда не существовало -- это была еще эпоха войн между государствами, потому и этот метод борьбы сепаратисты не использовали. И тогда в ход была пущена чудовищная, но очень эффективная стратегия -- массовый террор.

Идея заключалась в том, что резать надо было абсолютно всех. В первую очередь французов, желательно мирных и предпочтительно -- женщин и детей. Переселенцы предпочтут покинуть страну, а не расстаться с жизнью. Естественно, Париж захочет навести порядок в департаменте, причем чем более жестокой будет резня, тем более суровыми будут методы. Это тоже на руку сепаратистам: «зачистки» и этнический террор быстро превратят лояльных к Франции алжирцев в их непримиримых врагов. Естественно, подлежат уничтожению все гражданские чиновники -- причем чем они лучше и справедливее относятся к коренному населению, тем быстрее должны быть уничтожены. Тех же, кто мздоимствует и угнетает, можно оставить на потом. А местных, работающих на метрополию, следует уничтожать поголовно: кроме запугивания сочувствующих, это хороший способ борьбы с правительственными шпионами.

Расстрел в ноябре 1954 года школьного автобуса с французскими детьми в городе Бон ст ал лишь прелюдией. В августе 1955 года мир облетела весть о трагедии на шахте Аль-Алия близ городка Филиппвиль (ныне Скикда). Это было небольшое поселение, в котором проживали около ста тридцати французских шахтеров с семьями и около двух тысяч местных жителей, тоже работавших на шахте. Сепаратисты вырезали европейцев практически поголовно, методично переходя из дома в дом, перерезая горла мужчинам и вспарывая животы женщинам. Лишь нескольким семьям, занявшим круговую оборону в центре поселка, удалось продержаться до подхода войск. Над несчастным городом был выброшен десант, парашютисты с ходу вступили в бой и действовали с не меньшей жестокостью: в общей сложности в бою было убито более тысячи двухсот «боевиков», подавляющее большинство которых были жителями городка.