Дьявольский капкан "семейно-демографического сюрреализма" захлопывается, когда "сознательно" действующий демограф-экономист или статистик порождает "круг самообоснования", отказываясь от социологического объяснения снижения рождаемости и потребности семьи в детях, отвергая социологическое измерение репродуктивных установок, норм и ценностей. Постоянное уменьшение среднего числа рождений и всех показателей ориентации на число детей в семье за последние 30 лет в России и Европе благодаря процедуре самообоснования не принимается во внимание. В прогнозах динамики установок детности на предстоящие 30 лет произвольно закладывается неизменность этих установок или даже их постепенное увеличение. Вопреки социологическим измерениям, свидетельствующим о более низких репродуктивных ориентациях новых поколений и о продолжающемся снижении их у старшеклассников, подростков и детей (а это реальный прогноз будущей рождаемости молодоженов!9), апологеты "прогрессивного развития" семьи без какой-либо аргументации предусматривают рост установок на число детей и, соответственно, рождаемости.

Массовое распространение однодетной семьи, спад регистрируемой брачности и рост сожительств, непрерывный подъем разводимости, депривация родителей и детей, расширение неполноты семьи и псевдосупружество пар ; все эти процессы продолжают пониматься большинством демографов в духе "прогрессивной рационализации" социальной структуры, якобы предлагающей семье ряд новых возможностей "рационального выбора". Следовательно, демографическим процессам приписываются и предписываются тенденции, соответствующие личным экспектациям. Именно поэтому социологи феноменологической ориентации предлагают сделать самостоятельной проблемой исследования здравый смысл демографов, "сознательно" конструирующих демографическую картину сегодняшнего и завтрашнего мира под себя, под свой семейный образ жизни.

Теория перехода от "традиционной" семьи к "современной" включает в себя ряд обиходных истин, и прежде всего тезис о "прямой связи" между уровнем жизни и числом детей (устранение "помех" к рождаемости повышает детность благодаря более полному удовлетворению потребности семьи в детях, которая якобы всегда очерчивается уровнем, необходимым для простого воспроизводства населения). Концепция "прогрессивного развития" семьи хорошо вписывается в теорию модернизации, теорию успешного социально-экономического развития, где все негативные явления относятся к "временным" отступлениям от генеральной линии или к "отставанию" от хода событий.

Поэтому при описании семейно-демографических изменений теория перехода обнаруживает свое "прогрессистское" происхождение, тогда как в качестве основы демографической и семейной политики эта теория вынуждена пойти на ухищрения. Неизбежность перехода к благополучному завершению оставляет для политики лишь второстепенную цель расчистки пути и ускорения, подталкивания процессов истории. Рассуждения о самоорганизации социума, о способности общества к самопреобразованию фактически повторяют "прогрессистскую" перспективу "развития" семейных и демографических структур.

Это хорошо показано в статье А. Романюка при критическом анализе "перспективы саморегуляции", когда постулируется "невидимая рука" природы, которая через созидательные силы рынка берет на себя продвижение к социальному и экономическому равновесию частных интересов без какого бы то ни было вмешательства государственной власти. А. Романюк сомневается, что противоречие между индивидуальными и общественными интересами вообще и в демографической сфере - в частности10, можно разрешить с помощью механизмов свободного рынка. "Индивидуализм как необходимое условие рыночного равновесия, - подчеркивает он, - является в то же время условием, затрудняющим демографическое равновесие". Поэтому только определенные воздействия общества могут сократить разрыв между противоречивыми интересами. В этом и следует видеть главную цель демографической и семейной политики. Причем даже сильная политика укрепления и поддержки семьи, по мнению А. Романюка, не обещает "бума" рождаемости, и число детей в семье может оказаться существенно ниже необходимого.

Проблема сверхнизкой рождаемости действительно является проблемой и в социальном, и в интеллектуальном смысле, но она не признается в качестве таковой ни политиками, ни учеными, ни общественным мнением. Нет надежды на признание ее даже в странах, где началась и идет депопуляция. Нет пока уверенности в том, что проблемы кризиса института семьи и депопуляции найдут понимание и в России, среди "верхов" и "низов" Причины этого специально исследуются в теории институционального кризиса семьи и исторического ослабления потребности семьи в детях, в теории, которая непопулярна в среде ученых, поскольку противоречит личному опыту малодетной жизни и негативно оценивает современные формы ориентированной на развод и на однодетность семьи. К тому же нельзя не учитывать амбиции тех, кто начиная с 70-х гг. уверял, что рождаемость повысится, и депопуляция нам не грозит11. Последние годы спада рождаемости до сверхнизкого уровня обнаружили все сильнее ведущуюся не по правилам войну с научной школой кризиса семьи и отмирания социокультурной потребности в нескольких детях, - ее достижения замалчиваются либо извращаются.

Представители "прогрессистского развития" семьи не хотят признать вполне реальную возможность снижения суммарного коэффициента рождаемости (СКР) в 2010 г. до 1,0, поскольку в их парадигме не только не предусмотрено массовое распространение потребности населения в однодетной модели семьи, а напротив, ожидается появление новых стимулов к детоцентризму (А.Г. Вишневский), к повышению рождаемости. Этому способствует неподготовленность демографов к социологическому исследованию репродуктивного поведения семьи, к адекватному социологическому измерению поведенческих феноменов, к социологическому объяснению "статистики мнений" о числе детей. Пример с прогнозом ООН, предполагающим неизменность СКР = 1,27 на протяжении 30 лет, показывает, что социологический обскурантизм присущ не только отечественным ученым-демографам.

Когда дело доходит до социологического обоснования прогнозных оценок СКР12, демографы, обычно весьма придирчивые к техническим процедурам, поступают проще простого: для верхнего варианта прогноза численности населения России на 2025 г. берется средний СКР = 1,77 (1,53; 2,03), для среднего варианта - 1,47 (1,35; 1,63) и для нижнего, как уже отмечалось, - 1,27. По среднему варианту численность страны опускается до 131,4 млн., по нижнему - до 126 млн. человек в 2025 г. Возникает вопрос о том, какими окажутся эти оценки, если внести социологические коррективы в умозрительные построения?

Социология семьи и рождаемости располагает результатами исследований по динамике репродуктивных ориентации населения. Все зарубежные данные, начиная с 1936 г. ; первых опросов населения США Институтом Гэллапа об идеальном числе детей, свидетельствуют об устойчивой тенденции уменьшения, причем, за 35-40 лет, на величину где-то в пределах 1,0. В нашей стране выборочные опросы мнений о желаемом, идеальном, ожидаемом числе детей стали проводиться с конца 60-х годов. Они также показывают картину непрерывного снижения показателей. Величина идеального числа, колебавшаяся тридцать лет назад вокруг 3,0 (а это относится также и к желаемому числу, которое стало широко измеряться в выборочных опросах лишь в конце 70-х гг.), теперь варьируется в пределах двухдетности.