Социальным взаимодействием, следовательно, будет являться то взаимодействие, которое основывается на представлениях, имеющих определенный уровень типичности. Типизируются мотивы участни­ков, типизируются, согласно мотивам, личности участников, само вза­имодействие воспринимается его участниками как типическое. В по­вседневной жизни в большинстве случаев мы имеем дело не с людьми, а с типами.

"Я предполагаю, — пишет Шюц, — что мое действие (скажем, я опускаю в почтовый ящик правильно адресованное и снабженное мар­кой письмо) побудит некоего анонимного партнера (почтового служа­щего) совершить типичное действие (выемку почты) на основе типи­ческого мотива (выполнение должностных обязанностей). Я также предполагаю, что мое представление о типе деятельности другого в основе своей совпадает с его типологическим представлением о самом себе, причем в последнее включено и типическое представление о мо­ем (его анонимного партнера) типичном поведении, основанном на ти­пичных мотивах . В моем собственном типическом представлении обо мне самом, как о клиенте почтового ведомства, я строю свои дей­ствия так, как этого ожидает типичный почтовый служащий от типич­ного клиента".

Чем выше степень анонимности и типичности взаимодействий, чем более они стандартизованы, тем более со­гласованно, успешно, "гладко" протекает повседневная жизнь в целом.

Такой образ социального взаимодействия и социальной жизни в це­лом может казаться чересчур рациональным. Но, как показывает Шюц, нормальность, правильность, разумность, предсказуемость по­ведения в повседневной жизни имеет мало общего с рациональностью. Классическая характеристика рационального поведения дана Максом Вебером, на нее и ссылается Шюц: "Рациональное действие предпола­гает, что деятель ясно представляет цели, средства и вторичные пос­ледствия его, включая сюда рациональные представления о средствах для достижения цели, о соотношении избранной цели с другими воз­можными результатами применения этих средств, наконец, об относи­тельной важности различных возможных целей".

Для того, чтобы действие отвечало критериям рациональности, Действующий должен проанализировать (а) ситуацию начала деятель­ности, в том числе в ее специфическом биографическом преломлении, (б) состояние дел, которое предполагается в качестве цели, в том чис­ле место предполагаемой цели в иерархии своих планов, совмести­мость ее с другими целями, их возможное воздействие друг на друга (в) средства, возможности их использования, их совместимость с целя­ми, их совместимость со средствами, привлекаемыми для реализации других планов и т.д. Ясно, что действие вызовет реакцию других лю­дей. Тогда не только эти другие должны выполнить все предписания рациональности (а, б, в), но и сам действующий должен учесть в своих расчетах все их расчеты, чтобы суметь реализовать свои цели.

Таковы явно невыполнимые — и явно невыполняемые в каждом конкретном случае — условия рационального поведения. Тем не ме­нее повседневная жизнь почти полностью состоит из дийствий, кото­рые понятны, разумны, предсказуемы и в этом смысле рациональны. А это значит, что повседневная рациональность отличается от идеаль­ной, логической рациональности, как она описывалась М. Вебером и многими другими. Она основывается не на "исчислении" средств-це­лей, а на априорно данных типических структурах, которые не анали­зируются и не рассчитываются, а приняты на веру. Они представляют собой нормальную объективную среду повседневной деятельности. Эта нормальность есть повседневный эрзац научной рациональности, хотя и слывет последней.

Повседневная реальность вообще, согласно Шюцу, является реаль­ностью особого рода. Как это понимать? Выдвигая концепцию мно­жественности реальностей, Шюц опирается на идею американского философа и психолога У. Джемса о существовании многообразных миров опыта, единственным критерием реальности которых служит психологическая убежденность, вера в их реальное существование. Джеме говорит о мире физических объектов, мире научной теории, мире религиозной веры и т.д.

Шюц говорит об этих же явлениях, называя джемсовские "миры опыта" "конечными областями значений", которым люди могут при­писывать свойство реальности. "Мы называем конечной областью значений, — пишет Шюц, — некоторую совокупность данных нашего опыта, если все они демонстрируют определенный когнитивный стиль и являются — по отношению к этому стилю — в себе непротиворечи­выми и совместимыми друг с другом". Эти конечные области значений: мир научного теоретизирования и т.д.

К понятию когнитивного стиля, конституирующего тот или иной "мир", относятся следующие характеристики:

(а) особая форма активности сознания (напряженное бодрствова­ние, спокойствие созерцания, пассив­ность во сне и т.д.);

(б) преобладающая форма деятельности (физическая работа, дея­тельность мышления, эмоциональная активность, работа воображения);

(в) специфическая форма личностной вовлеченности (участвует в данной сфере человек как целостная личность или фрагментарно);

(г) особенная форма социальности (специфика переживания друго­го или других, специфика протекания взаимодействий);

(д) своеобразие переживания времени.

Следуя этим пунктам, Шюц выделяет специфику каждой из сфер реальности, т.е. конечных областей значений. Конечны эти области в том смысле, что между ними нет прямого перехода, прямой коммуни­кации, переход из одной в другую предполагает скачок, перерыв по­степенности и своеобразное шоковое переживание.

Возьмем повседневность как особую сферу реальности. Для нее ха­рактерно:

(а) бодрствующее напряженное внимание к жизни как форма ак­тивности сознания;

(б) в качестве преобладающей формы деятельности — выдвижение проектов и их реализация, вносящая изменения в окружающий мир, Шюц квалифицирует ее как трудовую деятельность и говорит, что она играет важнейшую роль в конституировании повседневности;

(в) трудящееся Я выступает как целостная, нефрагментированная личность в единстве всех ее способностей;

(г) как особенная форма социальности выступает типизированный мир социального действия и взаимодействия;

(д) как своеобразная временная перспектива — социального орга­низованное и объективированное стандартное время, или трудовое время, или время трудовых ритмов. -— Можно подвести итог, дав общее определение повседневности, как она понимается Шюцем. Повседневность — это сфера человеческого опыта, характеризующаяся особой формой восприятия и переживания мира, возникающей на основе трудовой деятельности. Для нее харак­терно напряженно-бодрствующее состояние сознания, целостность личностного участия в мире, представляющим собой совокупность не вызывающих сомнения в объективности своего существования форм объектов, явлений, личностей и социальных взаимодействий.

Для того, чтобы лучше понять специфику повседневности, взгля­нем через эти же "очки" на любую другую из конечных областей зна­чений, например на мир фантазии. Сюда может быть отнесено мно­гое: и простое "фантазирование", и измышленная реальность литера­турного произведения, и мир волшебной сказки, мифа и т.д.