Случаи индивидуального проникновения в более высокие пласты или падения с высокого социального уровня на низкий привычны и понятны. Они не нуждаются в объяснении. Вторую форму социального восхождения, опускания, подъема и падения групп следует рассмотреть подробнее.

Следующие исторические примеры могут служить в качестве ил­люстраций. Историки кастового общества Индии сообщают нам, что каста брахманов навсегда находилась в позиции неоспоримого превос­ходства, которую она занимает последние два тысячелетия. В далеком прошлом касты воинов, правителей и кшатриев не располагались ниже брахманов, а, как оказывается, они стали высшей кастой только после долгой борьбы. Если эта гипотеза верна, то продвижение ранга касты брахманов через все другие этажи является примером второго типа социального восхождения. До принятия христианства Константином Великим статусы христианского епископа или христианс­кого служителя культа были невысокими среди других социальных рангов Римской империи. В последующие несколько веков социальная позиция и ранг христианской церкви в целом поднялись. Вследствие этого возвышения представители духовенства и, особенно, высшие цер­ковные сановники также поднялись до самых высоких страт средневеко­вого общества. И наоборот, падение авторитета христианской церкви в последние два столетия привело к относительному понижению социа­льных рангов высшего духовенства среди прочих рангов современного общества. Престиж папы или кардинала еще высок, но он, несомненно, ниже, чем был в средние века3. Другой пример — группа легистов во Франции. Появившись в XII веке, эта группа быстро росла по своему социальному значению и положению. Очень скоро в форме судейской аристократии они вышли на позицию дворянства. В XVII и особенно в XVIII веке группа в целом начала "опускаться" и наконец вовсе исчезла в пожарище Великой французской революции. То же происходило и в процессе восхождения аграрной буржуазии в средние века, привилегированного Шестого корпуса, купеческих гильдий, аристократии многих королевских дворов. Занимать высокое положе­ние при дворе Романовых, Габсбургов или Гогенцоллернов до революции означало иметь самый высокий социальный ранг. "Паде­ние" династий привело к "социальному падению" связанных с ними рангов. Большевики в России до революции не имели какого-либо особо признанного высокого положения. Во время революции эта группа преодолела огромную социальную дистанцию и заняла самое высокое положение в русском обществе. В результате все ее члены в целом были подняты до статуса, занимаемого ранее царской аристократией. Подобные явления наблюдаются и в ракурсе чистой экономической стратификации. Так, до наступления эры "нефти" или "автомобиля" быть известным промышленником в этих областях не означало быть промышленным и финансовым магнатом. Широкое распространение отраслей сделало их самыми важными промышлен­ными сферами. Соответственно, быть ведущим промышленником — нефтяником или автомобилистом — значит быть одним из самых влиятельных лидеров промышленности и финансов. Все эти примеры иллюстрируют вторую коллективную форму восходящих и нисходящих течений в социальной мобильности.

С количественной точки зрения следует разграничить интенсивность и всеобщность вертикальной мобильности. Под интенсивностью пони­мается вертикальная социальная дистанция или количество слоев — эко­номических, профессиональных или политических, — проходимых ин­дивидом в его восходящем или нисходящем движении за определенный период времени. Если, например, некий индивид за год поднимается с позиции человека с годовым доходом в 500 долларов до позиции с доходом в 50 тысяч долларов, а другой за тот же самый период с той же исходной позиции поднимается до уровня в 1000 долларов, то в первом случае интенсивность экономического подъема будет в 50 раз больше, чем во втором. Для соответствующего изменения интенсив­ность вертикальной мобильности может быть измерена и в области политической и профессиональной стратификации.

Под всеобщностью вертикальной мобильности подразумевается чис­ло индивидов, которые изменили свое социальное положение в вер­тикальном направлении за определенный промежуток времени. Абсо­лютное число таких индивидов дает абсолютную всеобщность верти­кальной мобильности в структуре данного населения страны; пропорция таких индивидов ко всему населению дает относительную всеобщность вертикальной мобильности.

Наконец, соединив интенсивность и относительную всеобщность вертикальной мобильности в определенной социальной сфере (скажем, в экономике), можно получить совокупный показатель вертикальной экономической мобильности данного общества. Сравнивая, таким об­разом, одно общество с другим или одно и то же общество в разные периоды своего развития, можно обнаружить, в каком из них или в какой период совокупная мобильность выше. То же можно сказать и о совокупном показателе политической и профессиональной верти­кальной мобильности.

3. Проблемы социальной мобильности в России в 20-21вв.

Процесс перехода от экономики, в основе которой лежал административно-бюрократический способ управления общественным производством и распределением, к экономике, базирующейся на рыночных отношениях, и от монопольной власти партгосноменклатуры к представительной демократии происходит чрезвычайно болезненно и медленно. Стратегические и тактические просчеты в радикальном преобразовании общественных отношений отягощаются особенностями созданного в СССР экономического потенциала с его структурной асимметричностью, монополизмом, технологической отсталостью и т. д.

Все это нашло отражение в социальной стратификации российского общества переходного периода. Чтобы дать ее анализ, понять особенности, необходимо рассмотреть социальную структуру советского периода. В советской научной литературе в соответствии с требованиями официальной идеологии утверждался взгляд с позиций трехчленной структуры: два дружественных класса (рабочий и колхозное крестьянство), а также социальная прослойка — народная интеллигенция. Причем в данном слое как бы на равных оказывались и представители партийной и государственной элиты, и сельская учительница, и библиотечный работник.

При таком подходе вуалировалась существовавшая дифференциация общества, создавалась иллюзия движения общества к социальному равенству.

Разумеется, в реальной жизни дело обстояло далеко не так, советское общество было иерархизировано, притом весьма специфически. По мнению западных и многих российских социологов, оно представляло собой не столько социально-классовое, сколько сословно-кастовое общество. Господство государственной собственности превратило подавляющую массу населения в наемных работников государства, отчужденных от этой собственности.

Решающую роль в расположении групп на социальной лестнице играл их политический потенциал, определявшийся местом в партийно-государственной иерархии.

Высшую ступень в советском обществе занимала партийно-государственная номенклатура, объединявшая высшие слои партийной, государственной, хозяйственной и военной бюрократии. Не являясь формально собственником национального богатства, она обладала монопольным и бесконтрольным правом его использования и распределения. Номенклатура наделила себя широким кругом льгот и преимуществ. Это был по существу закрытый слой типа сословия, не заинтересованный в росте численности, ее удельный вес был невелик — 1,5 - 2% населения страны.