Аналогичным образом обстояло дело с сельской общиной. Хотя последняя в определенной степени могла считаться формой самоорганизации крестьянства, в еще большей мере она была подчинена государству, которое использовало ее в фискаль­ных целях. Не говоря уж о том, что община по крайней мере до середины XIX в, контролировалась помещиками.

Точно так же в России не сформировалось “третьего сословия”, подобного европейскому. Русское купечество постоянно ощущало тяжелую руку государства -то в форме давящих налогов, то в результате установления прямой государственной монополии на наиболее прибыльные товары. Очень часто купцы становились по существу государственными агентами, исполняли различные поручения власти -руководили отдельными производствами, чеканили монету . Они могли при этом обогащаться, но могли и впасть в немилость. Все это вкупе с неблагоприятными условиями для коммерции в России (громадные расстояния, плохие дороги, узость внутреннего рынка и т.д.) приводило к тому, что в России слабо шло складывание традиций коммерческой деятельности и формирование соответствующих автономных купеческих корпораций. При Петре 1, а позднее при Екатерине II купечество получило корпоративные (гильдейские) права лишь по форме.

В целом русские купцы, так же как и ремесленники, обитавшие в городах, лишенных городских вольностей, не стали теми бюргерами, которые в Европе стояли у истоков предпринимательского класса. И это дало о себе знать в пореформенный период, в эпоху промышленной революции.

Единственным сословием, обладавшим не фиктивной автономией, было дворянство (после 1762 г.). Но дворянство в целом не использовало свои права для строительства гражданского общества. Большая часть дворянства (как крупного, так и мелкого) зависела от государства (одни, потому что нуждались в вооружен­ий защите от своих крепостных, другие - в силу постоянной нужды и ожидания щедрот от монархии). В своей массе дворянство оставалось политически консервативным. Исключение составлял достаточно узкий слой более или менее обеспеченного среднего дворянства, а также та его часть, которая возглавила революционное движение. Однако в условиях самодержавия политическая оппозиция долгое время была вынуждена вести “катакомбное” существование.

Правда, дворянство сыграло еще немалую роль в земских учреждениях - институте самоуправления, который в пореформенной России стал наиболее значительной структурой возникавшего гражданского общества. Земство сделало очень много для развития народного образования, здравоохранения, статистики и других отраслей общественной жизни в России. Вместе с тем его политическая активность намного уступала активности социальной. В итоге земские элементы не стали основой политической демократии в России.

Со второй половины XIX в. проблема гражданского общества стала разрабаты­ваться в русской научной и общественной мысли, в основном представителя­ми либерального направления (Б.Н. Чичерин, Е.Н. Трубецкой, П.И. Новгородцев, С.Л. Франк и др.). В целом русские дореволюционные мыслители вполне профессио­нально и адекватно рассматривали комплекс европейских идей о гражданском обще­стве, уделяя особое внимание его правовым аспектам. Вместе с тем в своей трактовке гражданского общества они были в определенной степени оригинальны: в отличие от ряда европейских авторов они делали акцент не столько на правах, сколько на обязанностях личности по отношению к общественному целому, которое зависит именно от солидарности и взаимодействия личностей.

В собственном смысле история гражданского общества в России начинается лишь после 1905 г. Тогда возникли не только политические партии, но и многочисленные общественные ассоциации - союзы промышленников и предпринимателей, профес­сиональные объединения, кооперативное движение и пр. Но этот период был недолгим. Дело было не только в неблагоприятных исторических обстоятельствах (революционные потрясения, мировая война), но и в отсутствии консенсуса между различными общественными силами. А времени на складывание этого консенсуса уже не оставалось. Наиболее серьезным камнем преткновения стал социальный и культурный разрыв между образованными слоями и широкими массами населения, которые оказались несравненно более отзывчивыми на левый радикализм антидемо­кратического толка.

После 1917 г. подымавшиеся было ростки гражданского общества в России были начисто уничтожены коммунистической властью и заменены суррогатами - “привод­ными ремнями” однопартийной тоталитарной структуры. И это обстоятельство создает сегодня одну из главных проблем преодоления того глубокого и всесто­роннего кризиса, в котором оказалось российское общество после развала коммуни­стической системы с середины 80-х годов. Без гражданского общества невозможен переход к рыночной экономике, так же как и к политической демократии. Этим векторам развития далеко не адекватны те процессы, которые происходили и происходят в действительности: простое разрушение прежней централизованной хозяйственной системы и резкое ослабление государственной власти. Но теперь последняя уже не может быть укреплена только “сверху” (ибо это означало бы возвращение в командно-административный тупик), а прежде всего “снизу”, через гражданское общество, которое пока только намечается.

Коммунистическая эпоха привела к грандиозному нивелированию всех членов общества перед всесильным государством, вымыванию (или уничтожению) любых групп, преследующих собственные частные или корпоративные интересы. Соперни­чество интересов было вытеснено в узкую сферу аппаратных игр внутри правящей элиты, номенклатуры. Во многом эта ситуация сохраняется и сегодня. Общество еще не структурировалось на различные группы и слои, которые четко определяли бы свои цели и интересы и могли бы вести социальный “торг”. Отсюда маргинальность существующих политических партий, которые напоминают больше кружки едино­мышленников, нежели массовые политические организации. Отсюда непредсказуе­мость поведения депутатского корпуса, многие из которого представляют больше самих себя, нежели избирателей. Отсюда, наконец, социальная и политическая пассивность большинства населения, у которого не только отбит предшествующими десятилетиями вкус к общественной деятельности, но и накапливается разочарование от сегодняшних “схваток под ковром” существующей власти.

С другой стороны, российское общество остается расколотым. Монетаристские эксперименты и национально-этнические конфликты “поссорили” между собой различные секторы, отрасли и предприятия, привели к глубокой социальной и идеологической поляризации. А без социального и политического консенсуса, хотя бы частичного, невозможны ни структурные, рыночные реформы, ни демократиче­ское развитие, ни гражданское общество.

Особенность нынешней ситуации в России состоит в том, что элементы и блоки гражданского общества предстоит создавать во многом заново. Необходимо органи­зовывать новые профсоюзы - попытки реформирования прежних, по сути государственных, профсоюзов не привели к успеху. Нужны также полноценные предпринимательские объединения - те, что существуют сегодня, либо неэффек­тивны, либо преследуют узкие, не включающие интересы всего общества цели. Возникнут, разумеется, и другие “группы интересов” - общенациональные, регио­нальные и локальные. Так или иначе, лишь на основе взаимодействия интересов труда и капитала станут возможными и экономическая модернизация, и создание демократического (пусть для начала ограниченно демократического, близкого к авторитарному типу) государства, которое смогло бы стать арбитром в соперничестве различных групповых интересов. Этот процесс означает одновременно и становление гражданского общества в России.