В-третьих, монархизм в России существовал только как русская государственная власть, способная учесть культурные особенности не русских народов, не мешать им и не навязывать во всем еди­ного порядка. Но прежде всего русская власть. Обрусевшие этни­чески иерусские находили свое место в русской культуре и поли­тической системе.

В наши дни подъема и обострения этнического самосознания многих малых народов России возрождение монархизма означало бы или исключение их из политической жизни или признание ими над собой власти “белого русского царя” с политическим отделением от монархической системы, со своим устройством (президентс­ким или парламентским). Нереальность таких изменений очевидна. Слишком далеко интеллектуально, этнически, социально ушла поли­этническая Россия, чтобы возрождать основные условия монар­хизма. Наконец, устойчивый монархический порядок может суще­ствовать лишь при высокой и устойчивой легитимности традицион­ной царской фамилии и бесспорном престолонаследнике.

Монархизм зижделся на представлении о государстве с обяза­тельным живым воплощением, символом-монархом. В. Ключевский так оценивал результаты прекращения в русском государстве ди­настии Рюриковичей: “Государство оказалось ничьим, люди расте­рялись, перестали 'понимать, что они такое и где находятся, пришли в брожение, в состояние анархии. Они даже как будто почувствова­ли себя анархистами поневоле, по какой-то обязанности, печальной, но неизбежной: поскольку некому стало повиноваться—стало быть, надо бунтовать”. Для действительного монархиста избранники на­рода отвратительны, а избранный царь неприемлем. Россия давно потеряла династию. Выбор же царя при отсутствии краеугольных камней монархической системы не даст монархизма. Россия даже при отсутствии альтернативы монархизму в XVII в. имела “ти­шайших” царей (Михаил, Алексей). Сменились три поколения, преж­де чем наследники престола почувствовали себя уверенно (Федор и особенно Петр I). И такая адаптация новой династии проис­ходила при наличии всех указанных условий, краеугольных камней и глубокого традиционализма, когда альтернативы монархизму не было, искушений не существовало.

Внешние системы постоянно влияют на политическую систему. Особенно сильно влияние тех из них, которые показали свое пре­восходство в материальном преуспевании.

Мощный импульс развития русской государственности в Новое время символизирован в ПетреI. Сознание отставания страны обо­стрило в нем традиционное чувство обделенности России выходами в мир. Препятствия к ним идентифицировались с врагом русского государства. В итоге сформировалось русское державное сознание и державная политика. В его основе было понимание необходимости создания державы, то есть сильного государства, и единства народа и монарха, триединства Веры, Царя, Отечества. Некоторыми внеш­ними чертами русский политический синтез схож с имперством. И в отдельные периоды истории, в отдельных проявлениях русская державность перерастала в русский империализм. Однако главным в русской государственности была все же державность, а не империа­лизм.

Функционирование политической системы испытывает влияние не только социоэкономических, социокультурных, но и географических факторов. Характер границ и масштабы территории, запасы природ­ных ресурсов и количество земли, пригодной для аграрных целей, климат и масса населения — все это факторы, влияющие на осо­бенности и политического сообщества, и политической системы. Так, при сравнении географического положения России и США рельеф­но проявляется целая группа факторов, которые осложнили поли­тическое развитие России. “Островное” положение США само по себе снимало в этой стране проблему границ. В России же пробле­мы границ не было только на севере. Она развивалась в условиях периодического обострения проблемы границ, отношений со страна­ми, которые имели аннексионистские планы в отношении ее терри­тории.

Россия не бедна природными ресурсами. С одной стороны, бла­годаря этому здесь долгое время была возможна политика, отно­сительно свободная от международной рыночной конъюнктуры. Но природные богатства оборачивались помехой. Отделенная от Евро­пы, не вовлеченная в ускоряющийся процесс технологических рево­люций, Россия позволяла себе слишком долго развиваться по эк­стенсивному пути. Этому пути и соответствующей ему политике спо­собствовало и другое: территориальная разбросанность богатств, необходимость освоения больших территорий. Можно высказать ги­потезу, что долгая ориентация на экстенсивность была в значитель­ной мере предопределена географическими и социокультурными . факторами. Модернизация вдогонку, скачками, опора на авторитарные начала — не только объяснимы, но и во многом оправданы. Сопоставлять системы, основанные на тоталитаристских или кон­ституционных принципах, если и допустимо, то с большими оговор­ками. При тоталитарном режиме круг целей и средств их достиже­ния очень широк. Решаются такие задачи, которые в конституцион­ном обществе не встают. Так, в СССР политика индустриализации обошлась дорогой ценой, результаты этой политики могут оцени­ваться как нерентабельные и даже нерациональные. Однако страна за очень короткий срок стала индустриальной державой. В Совет­ском Союзе благодаря пресечению плюралистических тенденций

Основные предпосылки перестройки.

Термин "перестройка" появился в нашей политической лексике в 1985 году. Апрель 1985 года положил начало медленным, осторожным реформам, направленным на частичное обновление существующей системы. Перемены, происходившие на протяжении примерно трех последующих лет, отдаленно напоминали ситуацию, сложившуюся в России в конце 50-х годов прошлого века. Сто тридцать лет назад потребность в частичной модернизации режима была осознана в результате поражения в Крымской войне, которая продемонстрировала всему миру, как далеко отстала Российская империя от других европейских держав за время, прошедшее после триумфальной победы ее над наполеоновской Францией. Теперь же причиной начавшегося "ремонта"

стало отставание от США в гонке космических вооружений: неспособность в силу экономических причин дать ответ на программу "звездных войн" убедила правящие круги СССР в том, что соревнование в сфере высоких технологий уже почти проиграно (о близости экономического кризиса говорит хотя бы такой факт: в 1971-1985 г.г. налицо была отрицательная динамика роста по важнейшим экономическим показателям. Темпы роста национального дохода составляли в восьмой пятилетке - 41 %, в девятой - 28%, в десятой - 21%, в одиннадцатой - 17 %.

Но имелось и характерное отличие. В середине прошлого века Энгельс писал о России следующее: "При существовавших политических условиях в стране не была возможна никакая иная административная система, кроме исключительно господствовавшей в ней и доведенной до предела бюрократической системы. Чтобы заложить основы более подходящей системы, Александр II вынужден был вновь обратиться к идее освобождения крепостных. Ему пришлось бороться с двумя грозными противниками: с дворянством и с той самой бюрократией, которую он возымел намерение реформировать вопреки ее собственному желанию и которая должна была в то же время служить орудием выполнения его планов. Ему негде было искать поддержки, кроме как в традиционной и пассивной покорности инертной массы русских крепостных и купцов, которые до сего времени лишены были даже права задумываться над своим политическим положением. Но вот что касается целей . Если Александр II поставил в повестку дня вопрос, решение которого могло коренным образом изменить всю систему общественных отношений, то новый Генеральный секретарь М.С.Горбачев поначалу лишь возрождал времена хрущевской "оттепели". Речь шла вовсе не о том, чтобы изменить систему - существующая вполне устраивала правящие верхи. Систему эту стремились лишь приспособить к новым - прежде всего международным условиям. Отмена крепостного права даже в том варианте, который был реализован Александром II, привела к существенному расширению "степеней свободы" для большинства населения Российской империи. Напротив, в первоначальном проекте перестройки во главу угла ставилась технология, а не человек - ему отводилась роль "человеческого фактора".