Н.А.Бердяев, вероятно, одним из первых отметил парадоссальность политической культуры России, ее "антиналичность и жуткую противоречивость". Он указал на двойственность и иррационализм "русской души" - поразительный симбиоз анархизма и этотизма, готовности отдать жизнь за свободу и неслыханного сервилизма, шовинизма и интернационализма, гуманизма и жестокости, аскетизма и гедонизма, "ангельскойсвятости" и "зверской низости". Причину Бердяев справедливо видел в российском обществе, а так же в стихийном кошективизме. Кроме того, он высказал предположение о "женственной" природе русского народа, при которой государство воспринимается как "мужское" начало, т.е. как нечто внешнее, оформляющее, вводящее бесконтрольную народную стихию в определенные рамки. Этот тезис на уровне "рабочей гипотезы" образно, но, как представляется, достаточно адекватно описывает характер взаимоотношений между государством и обществом России. В результате, в отличии от Западной Европы, в России место государство иного типа - государство, формирующее общество.

Этнический характер политической культуры России приводит к тому, что в сознании граждан происходит смешание понятий патриотизма и лояльности к режиму, любовь к Родине смешивается с верноподданической любовью к власти. Поэтому патриотически мыслящие люди обычно проявляют неспособность дистанцироваться от непопулярных правительств и выступать как самостоятельная сила, оказываются в полной растерянности, когда к власти приходят революционно-реформистские силы. Со своей стороны, радикалы демократического толка,стремятся к кардинальным изменениям, часто отвергают патриотизм как признак реакционности и даже склонности к фашизму.

Таким образом, можно говорить о футуризме политической культуры России - об обращенности в будещее при недостаточном внимании к прошлому, при отсутствии осознанного следования традициям, чувствительности к новым веяниям. Образ будущего, конечно, меняется в зависимости от эпохи. По всей видимости, не будет ошибочным утверждение, что в основе футуризма лежит неприятие пороков реального общества, которых в России всегда было более чем достаточно. естественно, тезис о футиризме российской политической культуры не следует понимать буквально: футуристические проекты, определяющие лицо той или иной эпохи, неизбежно содержат некоторые элементы архаики. Это, безусловно, относится к проекту Петра I, удивительное сочетание футуризма и архаизма продемонстрировал коммунистический проект. Особенно характерен в этом отношении пример позднего сталинизма, который осознанно и целенаправленно культивировал некоторые архаические элементы, связанные с символикой и идеологией Петербургской империей. Как только футуристический потенциал конкретной модели развития ослабевает или оказывается исчерпанным, ее неумалимо сменяет следующая модель. Так коммунизм сменил Империю, а его, в свою очередь, - постсоветская демократия.

Политико-культурная "палитра" общества характеризуется в России крайней гетерогенностью, существованием субкультур с совершенно различными, если не диаметрально противоположными ценностными ориентациями, отношения между которыми складываются конфронтационно, а подчас и антогонистично. Если посмотреть на политическую историю России трех последних столетий, нетрудно заметить постоянный конфликт субкультур - западнической и почвеннической, радикальной и патриархально-консервативной, анархической и этатической, а в современных условиях - "демократической" и "коммунистической". При этом для последних примерно полутора веков характерно существование активной, порой агрессивной и достаточно многочисленной контрэлиты, мобилизующей и аккумулирующей потенциал социального и политического протеста, стремящейся свернуть элиту и занять ее место.

В общем, для политической культуры России характерно почти постоянное отсутствие базового консенсуса, национального согласия, "надлом этнического поля" (по Л.Гумилеву), нередко болезненный разлад между социальными группами. Различие субкультур подчас настолько разительны, что может создаваться впечатление, будто в России существуют отдельные нации, не обьединенные почти ничем, кроме общности языка и территории.

Политическая культура современной России пока представляет собой нечто неопределенное и противоречивое. После "легализации" идеологического плюрализма в конце 1980-х годов очень скоро выяснилось, что преодоление политико-культурной гетерогенности в коммунистический период было иллюзорным. Можно констатировать, что, с одной стороны, сейчас с переменным успехом идет иногда скрытая, иногда явная борьба разнонаправленных политических тенденций, столкновение совершенно различных политических субкультур, представители которых пользуются настолько несхожими политическими языковыми и в силу склада своего мышления прибегают к столь различным системам политической аргументации, что, похоже, едва понимают друг друга. С другой стороны сужение легального пролитического спектра после событий 3-4 октября 1993 года, приведших вроде бы к удалению с политической сцены ряда радикальных оппозиционных организаций, вынуждает оппонентов правительства переходить от антисистемной оппозиции к внутрисистемной. Приходит постепенное осознание правящими кругами невозможности немедленного вхождения России в "общеевропейский дом", где ее никто не ждет. Понимание важности защиты государственных интересов и учета национальной специфики дает надежду на консолидацию российской политической культуры на некоторых компромиссных началах. Нынешняя ситуация ставит перед исследователями такие вопросы, на которые, вероятно, пока никто не сможет дать ответ. Еще неясно, что окажется сильнее - глубоко укоренившиеся тоталитарные стереотипы или эффект их банкротства и компроментации. Эффект компроментации официально декларивовавшихся коммунистами ценностей проявляется в том, что в сознании людей полюсы добра и зла поменялись местами. Безработица, спекуляция, культ денег превратились во вполне приемлимые явления, в то время как гражданское равенство, социальная справедливость, патриотизм стали восприниматься многими как нечто занимательное, едва ли не неприличное, а бескорыстный энтузиазм оказался чуть ли не симптомом слабоумия.

В конечном счете проблема эволюции политической культуры современной России сводится к тому, сможет ли наша страна построить устойчивую демократическую систему и достойно войти в третье тысячелетие, или, как уже бывало, перевести груз авторитарно-монархических и тоталитарных традиций, и Россия вернется на круги своя. Причем вопрос вовсе не в том, можно ли привести в российскую политическую практику формальные демократические процедуры - как раз это не вызывает сомнений. Настоящая проблема заключается в том, можно ли добиться в России цивилизованных и органичных отношений между человеком и государством, при которых граждане смогли бы действительно влиять на политику властей, а государство было бы не самодовлеющей бюрократической корпорацией или институтом удовлетворения чьих-либо эгоистических интересов, а проводником и защитником общего блага, совокупностью институтов, обеспечивающих обществу благоприятные возможности развития. Остается на это надеятся.