Без овец и коз наши предки не представляли себе жизни, ведь продукция этих животных универсальна: это и молоко, и мясо, и шерсть, и пух, и овчины. Разведению мелкого скота в стране всегда уделялось большое внимание, что было обусловлено и суровым климатом, и социально-экономическими условиями, и национальными особенностями россиян. В созданной специализированной отрасли с богатым генофондом насчитывалось более 50 пород, породных групп и внутрипородных типов овец и коз. Впервые в мировой практике были разработаны и освоены технологии содержания тонкорунных и полутонкорунных овец в суровых условиях Сибири и районах интенсивного земледелия. А создание породного генофонда тонкорунных овец в таких природных зонах, где разведение мериносов вообще считалось невозможным, — это поистине подвиг ученых, специалистов-селекционеров, чабанов. Так, в Бурятии и Читинской области, где морозы зимой доходят до 45–50°С, выведена и разводится забайкальская тонкорунная порода овец, способная к круглогодичному пастбищному содержанию в экстремальных условиях.

Проведена огромная работа по совершенствованию отечественных пород путем прилития крови лучших зарубежных баранов-производителей. Народной селекцией выведены не имеющие аналогов в мире романовская и кучугуровская породы в центральной зоне России, тушинская и карачаевская на Северном Кавказе, кулундинская, бурятская, тувинская и другие аборигенные породы в Западной и Восточной Сибири. Появились такие новые полутонкорунные породы, как куйбышевская, горьковская, опаринская, северокавказская и советская мясошерстная, а также породы коз: оренбургская, придонская, горноалтайская, советская шерстяная.

В 1990 году численность овец в Российской Федерации составляла 61,3 миллиона голов. Годовое производство шерсти и пуха достигло 224 тысяч тонн, баранины — 884 тысяч тонн. Ежегодно на мясокомбинаты поступало более 10 миллионов овец и коз. Меховая промышленность более 80 % перерабатываемого сырья получала от отечественного овцеводства.

Развал отрасли начался с 1992 года. Собственно, он начался во всех животноводческих отраслях, но здесь положение усугубилось еще и тем, что для государственных нужд шерсть стала не нужна: армию и другие силовые структуры переодели в формы, сшитые из хлопка с синтетикой, а школьные формы и вовсе отменили. К тому же и текстильная промышленность старалась купить более дешевую и качественную шерсть за рубежом.

К 1999 году поголовье овец и коз сократилось до катастрофического уровня — 15,5 миллиона, а на сельхозпредприятиях их осталось всего 5,3 миллиона. Только за 1998 год общероссийская отара уменьшилась на 1785 тысяч голов, или на 25,4 %. Полностью ликвидированы овцы в Северном и Северо-Западном регионах, близки к этому хозяйства Центрального, Волго-Вятского и Центрально-Черноземного районов. В республиках Калмыкия, Татарстан, Башкортостан, Удмуртия, в Краснодарском и Красноярском краях, в Челябинской, Новосибирской и Иркутской областях овец стало меньше на 30–40 %, а в Бурятии — на 68 %.

Производство шерсти сократилось за год с 25,6 до 18,8 тысячи тонн, или на 27 %. Сегодня в среднем на человека выпускается всего 20 см отечественных шерстяных тканей. Исчезают шубное и смушковое направления в овцеводстве. На предприятиях осталось менее 15 тысяч романовских овец против 815 тысяч в 1960 году.

Год от года снижается продуктивность овец. Средний настриг шерсти с одной овцы в 1998 году составил лишь 2,7 кг в физическом весе — на целый килограмм меньше, чем в 1990-м. От каждых ста маток в прошлом году получено в среднем по России 66 ягнят, а в Мордовии, Ярославской и Нижегородской областях — по 30–35, то есть меньше, чем в дикой природе.

В доперестроечные времена главным показателем работы овцеводов был физический вес настрига шерсти. Ее качество шло как бы вторым планом. Похоже, ничего не изменилось и сегодня, когда снова появился спрос на шерсть, а рынок начал диктовать свои условия. Продавая шерсть по дешевке перекупщикам, которые, как правило, ничего не смыслят в ее качестве, хозяйства считают невыгодным для себя эту шерсть сортировать, очищать от мусора. Точно так же, чохом, сдают ее и на предприятия переработки. А каково там рассортировать кучи шерсти весом в тонны!

Хозяйства теряют огромные деньги, разучившись сортировать и классировать свою продукцию. Иностранцы с помощью всевозможных приборов ищут в кипах нашей шерсти различный мусор. И чего только они оттуда не извлекают! Окурки, тряпки, кирпичи, железяки! И стоит ли после этого удивляться, что они не дают хорошую цену за такую шерсть? После очистки и классировки шерсти по тонине испанцы перепродали ее на порядок дороже, получив баснословные прибыли. Иностранные перекупщики наживаются на нашем бескультурье, неумении и нежелании готовить шерсть к продаже.

Наша страна осталась, наверное, единственной в мире, где шерсть оценивается не в микрометрах. Иностранцы, которые хлынули на российский рынок, сначала никак не могли понять, что это такое — шерсть 64-го или 70-го качества. А когда до них дошло, они быстро сообразили, что на такой классификации можно легко нажить хорошие деньги.

На Западе шерсть в 19 микрон стоит почти 9 долларов за килограмм, а в 20 микрон — уже 4,8 доллара, в 23 — меньше 3 долларов. Мы же продаем, свалив в кучу и девятидолларовую, и трехдолларовую шерсть. То есть, умея получать неплохую шерсть, мы не умеем ее выгодно продавать.

Сегодня конкурентоспособной будет только та шерсть, которая соответствует основным требованиям текстильной промышленности как по тонине, так и по прочности, извитости, уровненности в штапеле и по руну. И отбор наиболее ценных сортов шерсти должен происходить непосредственно в хозяйствах во время стрижки овец. Ну а чтобы идти в ногу со всем миром, нам нужны современные лабораторные комплексы, с помощью которых можно оценивать шерсть по всем параметрам. О приобретении таких лабораторий за рубежом вопрос ставится уже давно, но сегодняшние рыночные условия все более доказывают актуальность этих покупок. Причем с учетом огромных пространств, разделяющих овцеводческие регионы, необходимы как минимум три такие лаборатории: на Северном Кавказе, Урале и в Сибири.

Где мы еще теряем деньги? Неоправданные расходы в конечном итоге несут хозяйства, нарушающие принятые технологии ведения отрасли в конкретных регионах. Так, например, весенний окот избавляет от необходимости строить дорогостоящие помещения, значительно сокращает число подсобных рабочих, экономит электроэнергию, которая очень дорогая. При этом не требуется того технологического оборудования, которое необходимо для зимнего ягнения овец и которое тоже недешево. А главное — можно гораздо эффективнее использовать пастбища, а заготовка кормов в общей их структуре снижается с 67 до 37 %.

При зимнем ягнении в последние 50 дней суягности овец, то есть в период интенсивного роста плода, все питательные вещества идут прежде всего на его формирование, а не на формирование шерстного покрова. Вот почему у этих овец, особенно в условиях скудного кормления, почти всегда отмечается ослабление крепости шерсти, так называемая голодная тонина. В отдельные годы количество такой шерсти доходит до 80 %. При весеннем же ягнении подобных явлений не наблюдается. Однако эти вопросы должны решаться в конкретных климатических и экономических условиях непосредственно специалистами сельхозпредприятий.