В Афинах Платон интенсивно работает в области философии. Во время своих странствий он познакомился с Пифагорейской философией, которая в дальнейшем повлияла на него. Диоген Лаэртский считает, что учение Платона является синтезом учений Гераклита, Пифагора и Сократа. В этот же период Платон в саду, посвященному полубогу Академу, основывает свою собственную философскую школу – Академию, которая становится центром античного идеализма.

В период правления в Сиракузах тирана Дионисия Младшего Платон вновь пытается, включится в политическую борьбу. И на этот раз его стремление провести свои мысли в жизнь не находят ожидаемого понимания. Подавленный политическими неудачами он возвращается в Афины, где и умирает в возрасте 80 лет.

1 Три периода творчества.

Его творчество имеет приблизительно три периода:

Первый начинается после смерти Сократа. Он создает первые диалоги и трактат “Апология Сократа”. Форма всех диалогов этого периода сходна, в них всегда выступает Сократ, который говорит с кем-то из видных афинских или других граждан. Сократ задает вопросы тому, кто считается знатоком предмета. Искусно подобранными вопросами Сократ заставляет оппонента точнее формулировать свои ответы, и результат выявляется целый ряд “противоречий” и нелепостей. Сократ же последовательно, взвешивая все “за” и “против” делает определенные выводы.

Второй период совпадает с первым путешествием в Италию. Он отходит от собственно сократического ”этического идеализма” и закладывает основы объективного идеализма. В этот период в мышлении Платона несколько усиливается влияние философии Гераклита и пифагорейского подхода к миру. Во второй половине этого периода, который приблизительно можно ограничить первым и вторым путешествием в Сиракузы, Платон дает цельное позитивное изложение своей системы. Большое внимание в этот период Платон уделяет вопросам метода познания идеи. Он использует для его определения термин “диалектика” и приравнивает этот метод к трению дерева о дерево, которое, в конце концов, приводит к возникновению искры познания.

Начало третьего периода считают диалог “Парменид”. Он переоценивает свое прежнее понимание идеи, рационализирует его, придавая ему характер общности. Понимание идеи приобретает определенную косность (застылость). В нем, диалектика идей определена конфликтом бытия и небытия, который происходит прямо в царстве идей. Тем самым в царство идей вводится движение и развитие. Диалектика идей была призвана поддержать идеалистический монизм Платона, в котором заключается вершина его рационализма. В последующих трудах все больше проявляется влияние пифагорейской философии, усиливающей его мистицизм и иррационализм.

Основной вопрос философии он решает однозначно – идеалистически. Материальный мир, который нас окружает и который мы познаем своими чувствами, является лишь “тенью” и произведен от мира идей, т. е. материальный мир вторичен. Все явления и предметы материального мира преходящи, возникают, гибнут и изменяются (и поэтому не могут быть подлинно сущими), идеи являются неизменными, неподвижными и вечными. За эти свойства Платон признает их подлинным, действительным бытием и возводит в ранг единственного предмета подлинного истинного познания. Между миром идей, как подлинным, реальным бытием, и небытием (т. е. материей как таковой, материей в себе) существует по Платону, кажущееся бытие, производное бытие (т. е. мир действительно реальных, чувственно воспринимаемых явлении и вещей), которое отделяет истинное бытие от небытия. Действительные, реальные вещи представляют собой соединение априорной идеи (подлинного бытия) с пассивной, бесформенной “принимающей” материей (небытием). Отношение идеи (бытия) и реальных вещей (кажущегося бытия) является важной частью его философского учения. Чувственно воспринимаемые предметы не что иное, как подобие, тень, в которой отражены определенные образцы – идеи. Но у него также можно встретить и утверждение противоположного характера. Идеи присутствуют в вещах. Это отношение идей и вещей, открывает определенную возможность движения к иррационализму. Много внимания он уделяет вопросу “иерархизации идей”. Эта иерархизация представляет определенную упорядоченную систему объективного идеализма. Идея красоты и добра это одна из самых важных идей для Платона. Она не только превосходит все реально существующее добро и красоту тем, что совершенна, вечна и неизменна (так же, как и другие идеи), но и стоит выше других идей. Познание, или достижение, этой идеи является вершиной действительного познания и свидетельством полноценности жизни. (Работы – “Пир”, “Закон”, “Федр”).

2. Учение об идеях.

Не вызывает сомнения, что учение Платона об идеях является одной из важнейших составных частей его творчества. Многие исследователи склоняются к мысли, что оно является своеобразным “ядром” всей его философской системы (пожалуй, учение об идеях можно без какого-либо преувеличения назвать центром всего, созданного им в области науки, поэтому изложение философии Платона, оставляющее без внимания данное учение, по-видимому, просто немыслимо). Тем не менее, следует отметить, что платоновское учение об идеях не есть нечто изолированное и оторванное от всего остального им созданного. Напротив, Платон, будучи последовательным учеником Сократа, логически развил и дополнил философию своего учителя, уделив особое внимание знанию и поиску его оснований, а само учение об идеях явилось естественным завершением этого поиска. Поэтому мы, говоря словами А.Ф. Лосева, “не имеем права исходить из анализа только того, что непосредственно относится к теме”, и поэтому будем здесь рассматривать интересующую нас тему в необходимой взаимосвязи с остальными сторонами учения великого философа.

В досократовской философии вопрос о познаваемости мира или вообще не упоминался, или познаваемость мира напрямую связывалась с возможностями чувственного восприятия. Заслуга Платона в том, что он в отличие от своих предшественников обратил особое внимание на недостатки чувственного восприятия (и соответственно основанного на нем обыденного сознания). По Платону, восприятие представляет нам вещи не такими, какими они есть “на самом деле”, а такими, какими они кажутся нам (или нашим органам чувств): “ .нашу природу, со стороны образования и необразованности, уподобь вот какому состоянию. Вообрази себе людей как бы в подземном пещерном жилище, которое имеет открытый сверху и длинный во всю пещеру вход для света. Пусть люди живут в ней с детства, скованные по ногам и по шее так, чтобы пребывая здесь, могли видеть только то, что находится перед ними, а поворачивать голову от уз вокруг не могли. Пусть свет доходит до них от огня, горящего далеко вверху и позади них, а между огнем и узниками на высоте есть дорога, против которой вообрази стену, построенную наподобие ширм, какие ставят фокусники перед зрителями, когда из-за них показывают свои фокусы. . Смотри же: мимо этой стены люди несут выставляющиеся над стеною разные сосуды, статуи и фигуры, то человеческие, то животные, то каменные, то деревянные, сделанные различным образом, и что будто бы одни из прохожих издают звуки, а другие молчат. . Разве ты думаешь, что эти узники на первый раз как в себе, так и один в другом видели что-нибудь иное, а не тени, падавшие от огня на находящуюся перед ним пещеру? - Как же иначе, - сказал он . А предметы проносимые - не то же самое? - Что же иное? - Итак, если они в состоянии будут разговаривать друг с другом, не думаешь ли ты, что им будет представляться, будто называя видимое ими, они называют проносимое? - Необходимо. Но что, если в этой темнице прямо против них откликалось бы и эхо, как скоро кто из проходящих издавал бы звуки, к иному ли чему, думаешь, относили бы они эти звуки, а не к проходящей тени? - .Не к чему иному, сказал он. - Да и истиною-то, примолвил я, эти люди будут почитать, без сомнения, не что иное, как тени. - Необходимо, сказал он. - Наблюдай же, продолжал я: пусть бы, при такой их природе, приходилось им быть разрешенными от уз и получить исцеление от бессмысленности, каковы бы она ни была; пусть бы кого-нибудь из них развязали, вдруг принудили встать, поворачивать шею, ходить и смотреть вверх на свет: делая все это, не почувствовал ли бы он боли и от блеска не ощутил бы бессилия взирать на то, чего прежде видел тени? И что, думаешь, сказал бы он, если бы кто стал ему говорить, что тогда он видел пустяки, а теперь, повернувшись ближе к сущему и более действительному, созерцает правильнее, и, если бы даже, указывая на каждый проходящий предмет, принудили его отвечать на вопрос, что такое он, пришел бы он в затруднение и не подумал бы он, что виденное им тогда истиннее, чем указываемое теперь? - Конечно, сказал бы он”.