Как поэт этот юноша являет собой исключение — и переход к наивысшим "религиозным исключениям", которые "с религиозным страхом и трепетом", но и с непоколебимой верой в обещанное Богом поступают, как Авраам, приготовившийся принести в жертву своего единственного сына, залог бесчисленного потомства, в полной уверенности, что вернет его. Это — тема сочинения "Страх и трепет", увидевшего свет в тот же день, что и "Повторение". По утверждению автора, Авраам, готовый пожертвовать своим сыном, должен выглядеть в глазах окружающих убийцей; тяжесть его положения усугубляется тем, что он связан страшным молчанием. Веруя в Абсурд, Авраам выполняет "двойное движение бесконечности" и в то же время он обречен на муки молчания. Вымышленный автор сочинения, Иоанн де Силенцио (Иоанн Молчальник), похоже, хранит тайну о принесенной им жертве; он не в силах открыть побудительные причины точно так же, как Кьеркегор не мог открыть, почему он порвал с Региной.

В июне 1844 г. была опубликована работа "Понятие страха" — под псевдонимом Вигилий Хауфниенсий (Копенгагенский Страж). Кьеркегору принадлежит фундаментальное открытие, суть которого в том, что страх — извечный элемент человеческой природы, более того, это признак человека. При сотворении человека богоданный страх стал предпосылкою грехопадения, оно повторяется в каждой человеческой жизни. До христианства проявлением страха была вера в судьбу — у греков, а у иудеев — концепция вины, противопоставляемая нравственному закону. Пробуждение духа через страх связано с тем, что человек стал осознавать свой пол. Страх есть "выражение совершенства человеческой природы". Когда женщина рожает, страх достигает своей кульминации. Отсюда мы можем заключить, что рожающая женщина стоит выше мужчины. Выдвинутый Кьеркегором тезис о том, что страх — это движущая человеком позитивная сила, был в качестве научного достижения взят на вооружение представителями современной психотерапии, как верующими, так и неверующими.

Выпустив под псевдонимом Иоанн Климакус "Философские крохи", Кьеркегор тем самым вмешался в ожесточенные дебаты, которые велись в то время по поводу подлинности текста Библии. Только идет он "обходом", через Сократа, который так же, как и его ученик Платон, полагал, что в силу переселения душ всякий человек хранит в себе воспоминания о предсуществовании в божественном идеальном мире. Для древних греков истина сокрыта в самом человеке: познать самого себя — значит найти Бога. Но допустим, говорит Климакус, что Сократ не прав. Человеку, сотворенному Богом, была предоставлена возможность понять истину (иначе он ничем бы не отличался от дикого зверя), только он лишился этой возможности в силу предоставленной ему же свободы, то есть по своей собственной вине, совершив грех. Чтобы человек обрел истину, посредник должен дать ему возможность понять ее. Посреднику надлежит стать связующим звеном между Богом и человеком, ибо божество принимает образ человека. И тогда налицо историческое событие, которое постигается не научно, но единственно верой. С позиций Абсурда у современников Иисуса Христа нет никаких преимуществ перед теми, к кому откровение пришло в виде исторического повествования.

Эти мысли получают свое развитие в "Заключительном ненаучном послесловии к "Философским крохам", опубликованном 26 февраля 1846 г. под именем все того же Иоанна Климакуса. Греческое klimax означает "лестница"; Климакус — человек, совершающий восхождение, устремленный ввысь, к христианству. Он вынужден при этом констатировать, что к христианству люди приходят не сообща, а каждый в отдельности, личным экзистенциальным усилием. Немецкий философ Лессинг писал: даже если бы было исторически доказано, что Христос воскрес из мертвых, как доказать, что именно этот самый Христос был Сыном Божиим. Лишь при помощи скачка верующий может перейти от первого утверждения ко второму. Гегель рассматривал мировое развитие как осуществление мирового духа, процесс, в котором каждому индивиду отведено свое место. Но это не дает нам ответа на вопрос, что есть истина. Прийти к ней можно только тогда — тут Климакус признается, что настолько далеко он не продвинулся,. — когда отдельно взятый человек, страстно веруя в парадокс, Бога-во-времени, богочеловека, и исчерпав свои возможности как мыслящая личность, отваживается "принять муки веры наперекор рассудку с опасностью для жизни пуститься в плавание, ибо глубина — 70 000 морских саженей", — лишь после этого, не прежде, находит он Бога.

Назидательные речи

Наряду с псевдонимными сочинениями в 1843-1844 гг. Кьеркегор выпустил под своим настоящим именем шесть сборников назидательных речей, которые годом позже объединил в книгу "Восемнадцать назидательных речей". Помимо этого, он издал в 1845 г. "Три речи при воображаемых обстоятельствах" — касаемо исповеди, венчания и похорон. Написанные в духе мягкого увещевания, они представляют собою резкий контраст псевдонимным произведениям, где мы имеем дело с крайне драматическими событиями — грехопадением Адама, испытаниями Авраама и Иова, мучительным посвящением в поэты Quidam'а. Создавая при помощи выразительных языковых средств атмосферу христианского утешения, надежды, благости, Кьеркегор как бы пробует себя в новой роли. Словно бы "С. Кьеркегор" — это еще один псевдоним. Возможно, роль была и желанной. Нам известно, что в период между 1841 и 1851 г. Кьеркегор прочел шесть проповедей в копенгагенских церквах, всякий раз тщательнейшим образом подготовившись. По мнению некоторых толкователей Кьеркегора, религиозные речи составляют ядро его творчества.

Кьеркегор знал, что после невероятной творческой отдачи, с какой он работал в 1843-1846 гг., для него наступила передышка. Потому он и называет послесловие к "Философским крохам" "заключительным". Ему ясно, что богатый полемический материал, предоставленный ему самой жизнью — имеется ввиду его помолвка — исчерпан. Он подумывает даже о вакансии сельского пастора. В то же самое время в глубинных слоях его сознания вызревает конфликтная ситуация, которая вызовет у него взрыв творческой активности. Ибо он не может жить без того, чтобы не писать: "Лишь производя, я хорошо себя чувствую. Тогда я забываю все неприятности, все страдания, я наедине с моей мыслью и счастлив". Дневниковые записи 1847 г. свидетельствуют о том, что мысли Кьеркегора текут таким же привольным потоком, что и прежде. Но как случилось, что Кьеркегор, по обыкновению гениев, вновь распорядился своей судьбой?

"Корсар"

Двадцатилетний студент, а впоследствии замечательный прозаик Меир Арон Гольдшмидт (1819-1887) начал в 1840г. издавать еженедельник "Корсар", где бесстрашно и остроумно высмеивал абсолютизм, дворянство, чиновничество и буржуазию в целом. "Корсаром" восторгались, "Корсара" побаивались. Одно время он расходился в количестве трех тысяч экземпляров. Все публикации были анонимными, состав редакционной коллегии держался в тайне, впрочем, для посвященных тут никакой тайны не было. Гольдшмидт восторгался Кьеркегором, называл Виктора Эремиту бессмертным. Но вот 22 декабря 1845г. литератор П.Л. Меллер опубликовал статью "Гея, эстетический ежегодник 1846-го", в которой непочтительно отозвался о "Стадиях жизненного пути". Брат Тацитурний, "вымышленный" автор книги, раскритиковал эту статью в газете "Отечество" за 27 декабря, добавив: "Поскорее бы обо мне упомянули в "Корсаре". Поистине бедному писателю тягостно чувствовать себя отщепенцем, коль скоро он (учитывая, что мы, псевдонимы, — одно и то же лицо) единственный в датской литературе, кого там еще не разбранили." Это желание исполнилось. С января по июль 1846г. на страницах "Корсара" появляются злые статьи и карикатуры, поднимающие философа на смех. Из дневников Кьеркегора явствует: он стенал, как если бы его избивали кнутом; боль, однако, способствовала тому, что труд его стал более продуктивным. 24 января 1847г. он благословляет Бога за то, что подвергся "всем этим вульгарным нападам", он понял, что ему не суждено переселиться в жилище сельского священника, на покаяние: "Я теперь в полной готовности — к иному". 1847 и 1848 годы оказались чрезвычайно плодотворными. В 1847-м Кьеркегор выпускает "Назидательные речи, различные по духу", в том числе — "Евангелие страдания", где провозглашается, что страдание есть привилегия: оно формирует нас, приготавливает к вечности. В том же 1847г. в свет выходят "Деяния любви", где внушается: наш неукоснительный долг — любить Бога, а с Богом — в качестве посредника — любить своего ближнего. Такова христианская этика Кьеркегора. Свою назидательную риторику он доводит до апогея в "Христианских речах" (1848). На смену ласковым уговорам (вспомним самые первые речи) здесь приходят внезапность, парадокс, аргументация наподобие следующей: "Все служит нам во благо — когда мы любим Бога".