Причинность и свобода

Этот вывод подтверждается тем, что, по Канту, именно на умо­постигаемом характере и только на нем лежит ответственность за свободно совершаемые человеком поступки. В «Критике чистого разума» он рассматривает в качестве примера “произвольный по­ступок, например злостную ложь, посредством которой какой-то человек внес известное замешательство в общество”,[65] и делает вывод: “Поступок приписывается умопостигаемому характеру че­ловека; теперь в тот момент, когда он лжет, вина целиком лежит на нем; стало быть, несмотря на все эмпирические условия поступка, разум был совершенно свободен, и поступок должен считаться толь­ко следствием упущения со стороны разума”.[66] Кант добавляет, что “нельзя спрашивать, почему разум не определил себя иначе, можно только спрашивать, почему разум своей причинностью не опреде­лил явления иначе. Но на этот вопрос невозможно ответить. В самом деле, другой умопостигаемый характер дал бы другой эмпириче­ский характер; и когда мы говорим, что виновник, несмотря на весь свой прежний образ жизни, все же мог бы не солгать, то это означает только, что его поступок непосредственно находится под властью разума и разум не подчинен в своей причинности никаким условиям явления и течению времени .”.[67] Таким образом, вся ответствен­ность за произвольные поступки человека лежит на его умозритель­ном характере, причем у каждого человека свой умозрительный характер, который порождает соответствующий эмпирический ха­рактер. Получается, что то, как я поведу себя в той или иной ситу­ации, полностью зависит, в конечном счете, от того, какой у меня умозрительный характер; сам же умозрительный характер есть не­что цельное и постоянное. Таким образом, он определяет все мои поступки от дня рождения до дня смерти. Вырисовывается и в самом деле некая причинность свободы отнюдь не в переносном смысле слова. Вырисовывается некий ноуменальный детерминизм, во всем похожий на детерминизм природы и дополняющий его: мой умозри­тельный, ноуменальный характер жестко и однозначно управляет моими поступками. Но все-таки это детерминизм свободы, это при­чинность свободы. Где же тут свобода? Вот как в «Критике практи­ческого разума» Кант развивает эту тему: “Бывают случаи, когда люди с детства, даже при воспитании, которое на других имело благотворное влияние, обнаруживают столь рано злобность, кото­рая усиливается в зрелые годы до такой степени, что их можно считать прирожденными злодеями и, если дело касается их образа мыслей, совершенно неисправимыми; но и их судят за проступки, и им вменяют в вину преступления; более того, они (дети) сами нахо­дят эти обвинения вполне справедливыми, как если бы они, несмот­ря на присущие им неисправимые естественные свойства души, остались столь же отвечающими за свои поступки, как и всякий другой человек. Этого не могло бы быть, если бы мы не предполага­ли, что все, что возникает на основе произвольного выбора (как, несомненно, каждый преднамеренно совершаемый поступок) , име­ет в основе свободную причинность, которая с раннего детства вы­ражает характер человека в его явлениях (поступках); а эти явления ввиду однообразия поведения показывают естественную связь, которая, однако, не делает необходимыми дурные свойства воли, а представляет собой, скорее, следствие добровольно приня­тых злых и неизменных основоположений, от чего человек стано­вится еще более достойным осуждения и наказания”.[68] И еще: “В этом отношении разумное существо может с полным основанием сказать о каждом своем нарушающем закон поступке, что оно могло бы и не совершить его, хотя как явление этот поступок в проистек­шем времени достаточно определен и постольку неминуемо необхо­дим; в самом деле, этот поступок со всем проистекшим, что его определяет, принадлежит к единственному феномену его характе­ра, который он сам создает себе и на основании которого он сам приписывает себе как причине, независимой от всякой чувственно­сти, причинность этих явлений”.[69]

Что тут можно сказать? Приведенные тексты, как и все кантовское учение об умозрительном и эмпирическом характерах челове­ка в целом, подталкивают к выводу, что человеческая свобода непосредственно действует не ежемгновенно, а один-единственный раз: при выборе или «создании» ноуменального характера. Свобода действует в течение всей жизни человека при совершении им вся­кого добровольного деяния, но уже не непосредственно: в качестве посредника выступает ноуменальный характер. Когда же происхо­дит этот таинственный выбор ноуменального характера? Ведь по­следний имеется уже у детей. Ясно, что некорректно спрашивать, когда он происходит: ведь он относится к ноуменальному измерению, где время отсутствует. Если воспользоваться теологической терминологией, то, вероятно, он совпадает с актом творения чело­века Богом. Как мы видели выше, согласно Канту, Бог творит чело­века свободным: философ решительно отвергает возможность того, что люди суть автоматы Вокансона в руках Бога. Так что выбор осуществляется, причем реально и свободно; сам человек и только он один несет полную ответственность за него. Но какой-то стран­ный это выбор и поистине таинственный. Во-первых, я делаю его на некоем бессознательном или «досознательном» уровне. Ведь Кант неоднократно разъясняет, что я не могу знать непосредственно, что такое мой умозрительный характер. Я могу судить о нем только по его явлению, т. е. по моему эмпирическому характеру; однако и последний не известен мне наперед, так как дан мне не априорно, а лишь апостериорно. Как в этом выборе участвует разум? Ведь выбор должен быть разумным, в противном случае, как я могу быть ответ­ственным за такой выбор? Он же должен быть сделан в здравом уме и твердой памяти. Во-вторых, дело усугубляется тем, что этот выбор осуществляется раз навсегда и не может быть изменен. Я не могу изменить свой умозрительный характер просто потому, что для него «нет никакого прежде или после», поскольку время «обособлено» от вещи в себе. Но, следовательно, я не могу изменить и свой эмпири­ческий характер, так как он не имеет никакого самостоятельного существования и «составляет лишь чувственную схему» умозри­тельного характера. Получается, что все мое поведение заранее задано моим единственным изначальным выбором. Можно ли в таких условиях сказать, что я свободен поступать так или иначе в каждой конкретной ситуации? Ясно, что нет. Никаких альтернатив в моем поведении не имеется: в каждой данной ситуации я с необ­ходимостью поступаю так, как того требуют мои умозрительный и эмпирический характеры. По форме все это очень напоминает жесткую кальвинистскую концепцию предопределения, согласно ко­торой одним людям изначально уготовано Богом спасение, а другие тоже изначально обречены Им на гибель. Как бы люди себя ни вели, как бы они ни умоляли Бога, все равно спасенные останутся спасен­ными, а обреченные на гибель погибнут. Согласно кальвинистам, Бог управляет миром и людьми так, что обратная связь, идущая от мира и людей к Богу, отсутствует. В кантовской философии тоже отсутствует обратная связь от феноменов к ноуменам, от мира яв­лений к миру вещей в себе. Может быть, тут сказалось пиетистское воспитание, полученное Кантом в семье и школе? Впрочем, сходст­во кантовской этики и пиетизма чисто внешнее; по существу же между ними громадное различие. Согласно кальвинизму, пиетизму и другим аналогичным конфессиям, Бог определяет, кому из людей быть спасенным, а кому - погибнуть; поэтому человек по праву может возлагать всю ответственность за свою судьбу на Бога. Но Кант - философ свободы! Согласно его учению, каждый человек сам избирает свой жребий, сиречь умозрительный характер, каж­дый сам определяет, быть ему злым или праведным. Поэтому чело­веку не на кого жаловаться: он один несет ответственность за свою судьбу. Он свободен от природной необходимости, свободен он и от божьей воли. Он свободен независимо даже от того, существует Бог или не существует. Другое дело, что свобода человека имеет у Канта такой узкий смысл и сводится к одноразовому, неизменному да еще и «предвечному» выбору своего умозрительного характера. Судя по текстам философа, он был весьма воодушевлен найденной им заме­чательной возможностью вырваться из когтей абсолютного детер­минизма, проповедуемого как представителями галилеевской науки, так и сторонниками религиозных концепций предопределе­ния и спинозистами. Он не придавал большого значения тому, что на почве его этического учения может произрасти тот своеобразный ноуменальный квази-детерминизм, который мы сейчас рассматри­ваем. Зато этот вопрос до кон­ца продумали и везде расставили точки над «i» Шеллинг и Шопенгауэр.