Практически все крупные правовые учебные заведения являются «общенациональными»: в них обучаются студенты со всей страны и учебная программа игнорирует особенности законодательства штатов, в которых они расположены. Только горстка йельских студентов, проходивших обучение в Нью-Хэвене (штат Коннектикут), будет практиковать в самом Коннектикуте. Йельские студенты не слишком много времени тратят на изучение в учебных классах права Коннекти­кута.

Молодые адвокаты, как правило, великие путешественники. Раньше они тянулись к новым поселениям Запада. Сегодня многие покидают свой дом ради Нью-Йорка, или Вашингтона, или других центров адвокатской практики. Но времени на долгие путешествия у молодых адвокатов не слишком-то много. В один прекрасный день они пустят корни в каком-нибудь месте и останутся здесь. Каждый штат допускает к участию в делах только адвокатов, принадлежащих к адвокатуре штата; некоторые штаты прибегали даже к ограничениям по округам. Адвокат штата Джорджия не является юристом в делах, касающихся Орегона. Адвокат вправе менять место жи­тельства как ему заблагорассудится, но это не значит, что на новом месте жительства он автоматически получит разрешение на практику. Ему, возможно, вновь придется сдавать квалификационный экзамен, как неопытному новобранцу. Вообще же адвокаты довольно сильно привязаны к своему «приходу», точно так же, как и судьи.

Такое положение дел привносит в американскую правовую культуру элемент местничества: она стремится сохранить в первозданном виде аспекты местной право­вой культуры. Этот момент красочно проиллюстрирован недавним исследованием отсрочек и задержек в процессуальных судах. Исследователи попытались выяснить, почему зарегистрированные дела в некоторых городах так долго ожидают судебного слушания, тогда как в других эти задержки были минимальными или их не было вовсе. Другими словами, почему одни суды действовали медленнее, а другие бы­стрее? Еще до начала исследований у ученых были некоторые догадки по этому поводу. Но, к величайшему их удивлению, ни одна из них не соответствовала истине как в случае с гражданскими, так и в случае с уголовными делами: ни иерархическая ступень суда, ни скорость слушания, ни загрузка суда, ни исполь­зование дополнительных совещаний для решения спорных вопросов не приводили к различиям скорости работы судов. А что же приводило? Ученые обратили вни­мание на то, что они именуют местной правовой культурой, — на неформальную судебную систему взглядов, интересов, практики. Судьи и другие работники судов имели старые, глубоко укоренившиеся привычки и понятия. Методика рассмотрения дел в разных судах была разной, судьи, как и адвокаты, были осведомлены только об их собственной. Все то, что происходило за стенами их суда, всегда проходило мимо их внимания. Таким образом, в местной правовой культуре, в большинстве своих аспектов изолированной от внешних воздействий, введение каких-либо новшеств происходило со скоростью улитки.

Следовательно, суды и адвокаты, принадлежащие разным сообществам, практически полностью отделены друг от друга. Но не следует понимать это слишком широко. Федеральная судебная система весьма склонна к единообразию и проводит общенациональную политику. В спорных случаях федеральные суды, как правило, следуют традициям местного права; но федеральные нормы гражданских процедур (и уголовных процедур) определяют порядок проведения судебных заседаний, в то время как местные нормы процедур — нет. В спорных вопросах, по которым имеются вполне определенные высказывания Вашингтона (или общенациональной Конституции), федеральные суды не склоняют голову перед местными мнениями и местными предрассудками. Эта тенденция наиболее ярко проявилась в решении по делу Брауна в 1954 году. Часть федеральных судей являлась сегрегационистами и, как могла, сопротивлялась решениям Верховного суда. Другая часть, однако, действуя с громадным мужеством и отвагой, отказывалась подчиняться местным нормам. Если рассматривать нижние федеральные суды в целом, то мы придем к выводу, что все-таки их основным желанием было, чтобы в вопросах соблюдения гражданских прав местные суды штатов проводили бы общую честную политику.

За исключением федерального уровня, страна (по крайней мере теоретически или технически) не объединена на общей правовой основе. Но эта же страна объединена экономически. От побережья до побережья господствуют общий язык и в основном одна и та же культура. Имеются, конечно, и ярко выраженные региональ­ные различия, но средства массовой информации и внутренняя миграция населения постепенно нивелируют и их.

Экономическое единство страны представляет собой одну из важнейших со­ставляющих ее основы. Люди и товары свободно пересекают границы штатов. Ни один штат не обладает какими-либо законами, которые препятствовали бы по­паданию на территорию этого штата товаров из других штатов. Конституция специально подчеркивает запрет на подобные ограничения. Вермонт не может обложить налогом товары, ввозимые из Нью-Гемпшира. Колорадо не может исклю­чить из обращения продукцию Юты. Максимум, что может сделать штат, — это остановить на границе гнилые фрукты или больных коров. Дальше этого он не может пойти.

Штат также не обладает правом не допускать на свою территорию «нежелатель­ных» людей, причем тут ограничение прав штата даже более жесткое, чем по отношению к товарам. Орегон не имеет права «выставить за дверь» прибывших в Орегон мигрантов. Было время, когда штаты могли не допускать на свою тер­риторию пауперов (или по крайней мере пытаться сделать это), но уже много лет назад Верховный суд положил конец этой практике. Ни один штат, определил Верховный суд, не может « .изолироваться от общих трудностей . путем ограниче­ния передвижения лиц и собственности через свои границы». Согласно Консти­туции, если преступник бежит из одного штата в другой, он должен быть выдан назад — то есть доставлен обратно — по требованию губернатора в штат, обла­дающий юрисдикцией над преступлением.

В свое время Конституция также обеспечивала и возвращение беглых рабов, хотя и формулировала это положение довольно деликатно в более общей фразе: лиц, «обязанных к службе или работе». Они должны были быть доставлены по требо­ванию стороны, которая имеет право на такую «службу или работу». Конгресс, соответственно, провел массу законов о беглых рабах, для того чтобы это положение Конституции ожило. Принятие этих законов вызвало горячие споры. Во многих районах Севера эти законы отличались крайней непопулярностью. Попытки «отлова» рабов, сбежавших на Север, нередко приводили к открытому неповиновению и подчас даже к кровопролитию. Ни один вопрос в такой степени не подрывал основы федерализма, как этот. Вопросы отношения к рабству и расовой дискриминации восстанавливали штат против штата, регион против региона. Конец этому противо­стоянию положила лишь Гражданская война.

Штаты не всегда были свободны от протекционистских тенденций. То есть порой они предпринимали попытки отойти от общей конституционной схемы, проводя законы к выгоде своих собственных жителей и убыткам для соседних штатов. Еще в 19 веке некоторые города и штаты пытались при помощи жестких налогов за­душить мелких торговцев, прибывших из других городов или штатов, или установит специальный грабительский тариф для «иностранных» корпораций (то есть корпораций других штатов). Закон Вирджинии от 1866 года, например, требовал, чтобы агенты «иностранных» страховых компаний получали лицензии; компании были обязаны размещать обязательства только с помощью казначея штата. Верховный суд поддержал последний закон главным образом на том основании, что «определение политики страхования не относится к области регулирования торговли», а значит, и «междуштатной торговли», которую штатам запрещено регулировать. В более позднее время протекционистские меры находили все меньшую поддержку в судах. Они потерпели и экономический провал. Границы между американскими штатами столь же слабы, как и кусочек бечевки.