Февральская революция и футуризм
Введение.
Формирование идеологии футуризма. Довоенный футуризм.
Поэты на фугасах. Русский футуризм в годы Первой мировой 1914–1917гг.
Февральская революция и Возрождение футуризма.
Заключение.
Источники и литература:
введение.
Вопрос о связи русского футуризма и революции возник после Октября 1917 года. Главная причина этого— попытки левых от искусства захватить доминирующие позиции в художественной жизни.[1] Поэтому в 20–х годах истоки и сущность футуризма рассматривали в контексте проблемы “футуризм и революция”. В литературе 20–х речь шла в основном об Октябрьской революции, хотя прямо на это не указывалось, в то же время рассматривалось не восприятие и не отношение к революции, а степень революционности футуристической идеологии и часто степень соответствия идеям большевизма. Шапирштейн–Лерс видел в футуризме народничество с революционным уклоном в условиях общественной реакции.[2] Н. Горлов рассматривал футуризм как явление, рожденное революционными настроениями в обществе; по его словам, русские футуристы делали ту же революцию, что и большевики, но с другого конца; отрицание старого, буржуазного быта и революция в эстетике привела футуристов к отрицанию старого строя и социальной революции.[3] Идейные противники “левых от искусства” расценивали футуризм как протест части мелкобуржуазной богемы или одно из проявлений буржуазного строя.[4] В 30–х годах последняя позиция, определенная более политической, чем научной логикой, стала доминирующей. Футуризм, как и остальные проявления формализма, был объявлен формой буржуазного влияния[5], что в значительной степени затруднило его научное изучение. В советской литературе практически нет работ, посвященных истории русского футуризма. История довоенного футуризма освещена только в двух работах Харджиева— “Ранний Маяковский” и “Турне кубофутуристов”— опубликованных в 1940 году.¯[6] Работы содержат обильный фактический материал по истории и теории, раскрывается своеобразие русского футуризма, проблема революционности футуризма не рассматривается, в то же время отмечается оппозиционное отношение к эстетическим вкусам буржуазии и идеологии правящих классов, выразившееся в лозунгах самоценного искусства, автономного от утилитарных задач.[7] Хотя 60-е и 70–е годы отмечены появлением значительного количества работ по отдельным аспектам авангарда и творчеству отдельных его представителей, работ собственно по истории футуризма в это время не появилось. Первая работа по истории русского литературного футуризма принадлежит Маркову, ученому из Калифорнийского университета (1968); футуризм рассматривается как сложное, многоликое, почти хаотическое явление, сочетающее совершенно несовместимые элементы(примитивизм, урбанизм, славянофильство, символизм и т. п.); Марков рассматривает футуризм только как литературное течение, отрицает существование каких–либо политических тенденций в русском футуризме, не прослеживает восприятие футуристами революции даже в эстетическом плане.[8] В конце 80-х годов начинается новый период, продолжавшийся первые два постсоветские десятилетия, в изучении наследия русского авангарда. Появляются работы по истории русского футуризма. В труде Крусанова авангард рассматривается в социальном аспекте, как общественное движение с особой идейно–художественной системой взглядов и представлений. Основное внимание автора сосредоточено на конкретных событиях (выставки, публикации, выступления и т. п.), а также восприятию и реакции общества на идеи и практику авангарда. (На сегодняшний день опубликован лишь первый том, охватывающий историю дореволюционного авангарда, который соотносится с термином “футуризм”.)[9] В работе Бобринской, посвященной истории футуризма в мировом масштабе, история русского футуризма рассматривается в контексте основной, по мнению Бобринской, идеи русского футуризма— идеи “психической эволюции”, стремления к открытию новых возможностей в психике и сознании человека— этой идеей объясняются попытки создания футуристами мирового, заумного языка будущего и взгляд на искусство как способ трансформации мира, в этом же контексте рассматривается восприятие футуристами войны и революции— восприятие мифологизированное, как факторов, способствующих психической эволюции.[10]
Проблема “футуризм и Февральская революция” никогда не становилась предметом отдельного научного исследования. Отношение отдельных футуристов к Февралю рассматривается в биографической литературе, в то же время в биографической литературе почти не прослеживается связь восприятия революции с идеологией футуризма.[11] В историографии не прослеживаются революционные тенденции в русском футуризме (отчасти это сделано в работе Бобринской).¯¯ В то же время правильное представление об этих тенденциях необходимо для прояснения особенностей футуристического восприятия Февраля.
К семнадцатому году большинство групп, связывавших себя с футуризмом, распались, идеалам футуризма остались верны только кубофутуристы и близкие к ним художники и писатели Þ Кубофутуризм неединственное течение в русском футуризме, но только это течение можно соотносить с конкретными революционными событиями.
Разработка проблемы “Февраль и футуризм” затрудняется характером источников. В воспоминаниях футуристов, в основном написанных в советское время, Февральская революция или упускается из виду, скорее всего сознательно,[12] или же подчеркивается ее консервативный, буржуазный характер и неизбежность социалистической революции[13]; Маяковский, Каменский, Крученых говорят о футуризме как об искусстве, отвечающем интересам революции и связывают его с большевизмом,[14] наиболее ярко условность подобных натяжек видна в воспоминаниях Матюшина— Матюшин трактует заумные стихи из оперы Крученых—
Сарча саранча
Пик пить
Пить пик
Не оставляй оружия к обеду за обедом
Ни за гречневой кашей
как призыв к рабочим.[15] Представление о действительном восприятии Февраля могут дать только первые воспоминания Каменского, законченные в июле 1917.[16] Художественные произведения футуристов не могут рассматривается в качестве основного источника— особенность любого художественного текста— многозначность, к тому многие футуристические тексты обладают спецификой(акцент на форме, алогизм, использование смыслового и звукового сдвига, заумного языка, т. п.), затрудняющей их анализ. Для прояснения данной проблемы гораздо большую ценность представляют манифесты и статьи футуристов, отражающих идеологию, во многом формирующуюся “на ходу”. Наибольшую ценность представляют документы личного, интимного характера— дневники, письма и т. п.( подобных документов сохранилось не так много, а из сохранившегося лишь небольшая часть опубликована и легкодоступна)— раскрывающие не только отношение к определенным событиям, но и понять мироощущение автора. В то же время необходимо соотносить конкретное мироощущение с футуристической идеологией, поскольку проблема восприятия футуристами Февральской революции будет оправдана только в том случае, если рассматривать её не как совокупность восприятия отдельных писателей и художников, а как восприятие людьми, обладающими рядом общих мировоззренческих принципов.