Эта картина мира, целиком определившая менталитет верую­щих селян и горожан, основывалась главным образом на образах и толкованиях Библии. Исследователи отмечают, что в Средние века исходным пунктом объяснения мира было полное, безусловное про­тивопоставление Бога и природы, Неба и Земли, души и тела.

Средневековый европеец был, безусловно, глубоко религиоз­ным человеком. В его сознании мир виделся как своеобразная арена противоборства сил небесных и адских, добра и зла. При этом сознание людей было глубоко магическим, все были абсолютно уверены в воз­можности чудес и воспринимали все, о чем сообщала Библия, букваль­но. По удачному выражению С. Аверинцева, Библию читали и слуша­ли в средние века примерно так, как мы сегодня читаем свежие газеты.

В самом общем плане мир виделся тогда в соответствии с неко­торой иерархической логикой, как симметричная схема, напомина­ющая две сложенные основаниями пирамиды. Вершина одной из них, верхней — Бог. Ниже идут ярусы или уровни священных персо­нажей: сначала Апостолы, наиболее приближенные к Богу, затем фигуры, которые постепенно удаляются от Бога и приближаются к земному уровню — архангелы, ангелы и тому подобные небесные су­щества. На каком-то уровне в эту иерархию включаются люди: сна­чала папа и кардиналы, затем клирики более низких уровней, ниже их простые миряне. Затем еще дальше от Бога и ближе к земле, раз­мещаются животные, потом растения и потом — сама земля, уже полностью неодушевленная. А дальше идет как бы зеркальное отра­жение верхней, земной и небесной иерархии, но опять в ином изме­рении и со знаком «минус», в мире как бы подземном, по нарастанию зла и близости к Сатане. Он размещается на вершине этой второй, хтонической пирамиды, выступая как симметричное Богу, как бы повторяющее его с противоположным знаком (отражающее подобно зеркалу) существо. Если Бог — олицетворение Добра и Любви, то Са­тана — его противоположность, воплощение Зла и Ненависти.

Средневековый европеец, включая и высшие слои общества, вплоть до королей и императоров, был неграмотен. Ужасающе низ­ким был уровень грамотности и образованности даже духовенства в приходах. Лишь к концу XV века церковь осознала необходимость иметь образованные кадры, принялась открывать духовные семина­рии и т. п. Уровень же образования прихожан был вообще минималь­ным. Масса мирян слушала полуграмотных священников. При этом сама Библия была для рядовых мирян запретна, ее тексты считались слишком сложными и недоступными для непосредственного воспри­ятия простых прихожан. Толковать ее дозволялось только священ­нослужителям. Однако и их образованность и грамотность была в массе, как сказано, очень невысока. Массовая средневековая куль­тура — это культура бескнижная, «догутенбергова». Она опиралась не на печатное слово, а на изустные проповеди и увещевания. Она су­ществовала через сознание безграмотного человека. Это была куль­тура молитв, сказок, мифов, волшебных заклятий.

Вместе с тем значение слова, написанного и особенно звучаще­го, в средневековой культуре было необычайно велико. Молитвы, воспринимавшиеся функционально как заклинания, проповеди, библейские сюжеты, магические формулы — все это тоже формиро­вало средневековый менталитет. Люди привыкли напряженно вгля­дываться в окружающую действительность, воспринимая ее как не­кий текст, как систему символов, содержащих некий высший смысл. Эти символы-слова надо было уметь распознавать и извлекать из них божественный смысл. Этим, в частности, объясняются и многие особенности средневековой художественной культуры, рассчитан­ной на восприятие в пространстве именно такого, глубоко религиоз­ного и символического, словесно вооруженного менталитета. Даже живопись там была прежде всего явленным словом, как и сама Биб­лия. Слово было универсально, подходило ко всему, объясняло все, скрывалось за всеми явлениями как их скрытый смысл. Поэтому для средневекового сознания, средневекового менталитета культура прежде всего выражала смыслы, душу человека, приближала чело­века к Богу, как бы переносила в иной мир, в отличное от земного бы­тия пространство. И пространство это выглядело так, как описыва­лось в Библии, житиях святых, сочинениях отцов церкви и пропове­дях священников. Соответственно этому определялось и поведение средневекового европейца, вся его деятельность.

Научная культура в средние века

Христианская церковь в средние века была совершенно равнодушна к греческой и вообще к языческой науке и философии. Главная про­блема, которую старались решить отцы церкви, заключалась в том, чтобы освоить знания «язычников», определив при этом границы между разумом и верой. Христианство было вынуждено соперни­чать с разумом язычников, таких, как эллинисты, римляне, с иудейской ученостью. Но в этом соперничестве оно должно было строго оставаться на библейской основе. Можно здесь вспомнить, что многие отцы церкви имели образование в области классической фи­лософии, по существу своему не христианское. Отцы церкви пре­красно осознавали, что содержащееся в работах языческих филосо­фов множество рациональных и мистических систем сильно затруд­нит развитие традиционного христианского мышления и сознания.

Частичное решение этой проблемы было предложено в V веке Св. Августином. Однако хаос, наступивший в Европе вследствие вторжения германских племен и упадка Западной Римской импе­рии, отодвинул серьезные дебаты о роли и приемлемости языческой рациональной науки в христианском обществе на семь столетий и лишь в X-XI веках после завоевания арабами Испании и Сицилии возрождается интерес к освоению античного наследия. По той же причине христианская культура была теперь способна и к восприя­тию оригинальных работ исламских ученых. Результатом стало важное движение, включавшее в себя собирание греческих и араб­ских рукописей, перевод их на латынь и комментирование. Запад по­лучил таким путем не только полный корпус сочинений Аристотеля, но и работы Евклида и Птолемея.

Появившиеся в Европе с XII века университеты стали центрами научных исследований, помогая установить непререкаемый научный авторитет Аристотеля. В середине XIII столетия Фома Аквинский осуществил синтез аристотелевской философии и христиан-доктрины. Он подчеркивал гармонию разума и веры, укрепляя таким способом основы естественной теологии. Но томистский синтез не остался без ответного вызова. В 1277 году, после смерти Аквината, архиепископ Парижский признал непригодными 219 из утверждений Фомы, содержащихся в его сочинениях. В результате была развита номиналистская доктрина (У. Оккам). Номинализм, который стремился отделить науку от теологии, стал краеугольным камнем в переопределении сфер науки и теологии позднее, в XVII веке. Более полные сведения о философской культуре европейского Средневековья должны быть даны в курсе философии. В течение XIII и XIV веков европейские ученые всерьез рас­хвали фундаментальные устои аристотелевой методологии и физики. Английские францисканцы Роберт Гроссетест и Роджер Бэкон ввели в сферу науки математический и экспериментальный методы, а также способствовали дискуссии о зрении и о природе света и цвета. Их оксфордские последователи ввели количественные , рассуждения и физический подход через свои исследования ускоренного движения. За Ла-Маншем, в Париже, Жан Буридан и другие стали концепцию импульса, в то время как вложил ряд смелых идей в астрономии, что открыло двери для пантеизма Николая Кузанского.