Воображаемое в Средние века: сновидения и видения на примере "Исповеди" Августина Аврелия

Ле Гофф говорит, что сновидения, явления и видения – это первый способ реализации чудесного. Чудесное он понимает как включающее в себя чудеса сами по себе и силу, которая их производит. Таким образом, разнообразные видения являются не только, и даже не столько, чудом, сколько проявлением в них Бога. Таковыми они безусловно предстают и в "Исповеди" Августина Аврелия.

Главным проявлением Божественной воли в "Исповеди", конечно, стоит считать видение, предшествовавшее обращению Августина в христианство.

В душе Августина царило смятение: он никак не мог решиться на крещение – ему было тяжело искренне отречься от земных благ и удовольствий. Долгое время борьба внутри него продолжалась и не давала ему покоя. И тогда "буря, бушевавшая во мне, разрешилась ливнем слёз". Августин убежал один и практически в беспамятстве "упал под какой-то смоковницей" и вопрошал "Доколе, Господи, гнев Твой? Прости мне все прегрешения, избавь от этих "завтра" и "потом". Почему не сейчас? Почему в сей же миг не покончить со всею мерзостью моею?"

Тогда услышал он будто бы детский голос напевавший "Tolle lege, tolle lege" и, узрев в этом знак взять любую книгу и открыть на первой же странице, он взял апостольские послания и прочёл в них: "Как днём, будем вести себя благочинно, не предаваясь ни пированиям и пьянству, ни сладострастию и распутству, ни ссорам и зависти; но облекитесь в Господа Иисуса Христа, и попечения о плоти не превращайте в похоти". Тогда сомнения Августина растаяли без следа: сердце его наполнил божественный свет. Примечательно, что далее следовали слова, которые предназначались и были отнесены к Алипию, другу Августина, также находившемуся в то время на пути к Богу: "Немощного в вере принимайте без споров о мнениях" (кн. 8, гл. 12).

Не случайно книгой оказалось послание апостола Павла к новообращённым римлянам, целью которого было укрепить их в вере и разъяснить её положения, что оно и сделало по отношению к Августину. Здесь мы видим достаточно интересный вариант обращения. Обычно человек слышит глас Божий (или Богоматери, или ангела), убеждающий его принять веру и открывающий истину. Августину же Бог посылает косвенное указание на получение спасения из книги. Библия, безусловно, боговдохновенна и слова апостола есть слова Бога, говорящего через него, поэтому нет существенной разницы между гласом Бога и письменной фиксацией Его слов; разница здесь только на уровне художественного приёма.

Интересно было бы здесь сравнить обращение Августина с обращением короля Эдвина из "Истории англов" Беды Достопочтенного. Эдвин был в плену и опасался не только за потерю престола, но и за свою жизнь. Тогда к нему явился человек, который удивительным образом уже всё знал о его делах, и предложил спасти Эдвина от гибели, вернуть ему престол и дать ему спасение. Эдвин согласился и пообещал всё, что угодно, за это; тогда таинственный незнакомец возложил правую руку ему на голову и сказал: "Когда увидишь этот знак, вспомни наш разговор и без колебаний выполни то, что пообещал сейчас", после чего исчез. Эдвин тогда понял, что разговаривал с духом.

Всё, что было обещано, исполнилось: Эдвина не тронули и престол вскоре возвратился к нему. В это время Эдвин искал, какую религию для себя выбрать. Тогда епископ Паулин возложил ему на голову правую руку, и у Эдвина не осталось сомнений. Знакомым голосом Паулин сказал, что выполнились два первых обещания, осталось третье – Спасение Эдвина, если он будет следовать вере. После этого король принял христианство.

Здесь мы видим достаточно традиционное обращение через посланника Господа, который в чём-то помогает, причём в случае средневековых королей – обычно вернуть земли или помочь в сражении (вспомним хотя бы Константина Великого). Особенно интересным здесь мне кажется тот факт, что Паулин говорит знакомым голосом – ясно, что голосом Божественного посланника. Этим ещё раз подтверждается то, с чего мы начинали: видение ценно не столько своей чудесностью, сколько своим Божественным источником и, главное в данном случае, предназначением – обращением в истинную веру.

Также в тексте упоминается ещё одно видение. Августин говорит, что во время смятений в городе из-за принятия императрицей арианской ереси праведному епископу Амвросию было видение, в котором ему открылось место захоронения останков мучеников Протасия и Гервасия. Их тела сохранились нетленными и, найденные по видению и перенесённые в храм, стали творить чудеса, которые умерили ярость императрицы по отношению к непокорному епископу (кн. 9, гл. 7).

Здесь как раз говорится, что императрица "не отреклась от своих заблуждений" посредством чудес мощей, осталась в них, но "вынуждена была умерить свою ярость". Так что роль видения здесь в обретении мощей храмом (что было очень важно в средневековье, т.к. каждый храм должен был иметь свои мощи святого), исцелении больных и слепых и спасении от гнева императрицы праведного епископа, но не в обращении новой души в веру.

В заключение я хотела бы привести слова Августина о сне. Он говорит, что сон подобен житию в неведении, житию во грехе, житию без Бога; и как спящий не желает просыпаться и всячески откладывает пробуждение, так безбожник не желает прозреть и всячески откладывает обращение к Истине (кн. 8, гл. 5). Бесспорно, верное, сравнение указывает на неоднозначность трактовки сна в средневековых трактатах. Ле Гофф говорит, что как раз в V в. Началось продолжавшееся до конца ХI в. подавление чудесного и всех его проявлений как языческих пережитков. "Исповеди", написанной в 397 г., это возможно ещё не коснулось, либо Августин был далёк от таких предрассудков, ибо, как мы выяснили и о чём уже неоднократно говорили, видения – проявление Божественного промысла, Бога имеют своим источником и благую цель преследуют.