Около 6 часов вечера к турецкому фрегату «Дамиад» подошел пароход «Одесса». Командир парохода взял на неприятельском фрегате более 100 пленных, при допросе которых выяснилось, что "командир и офицеры оставили фрегат в начале дела, забрав все гребные суда и стараясь спастись постыдным бегством на берег».

Разбитые и полуразрушенные неприятельские суда, оставшиеся после сражения у берега Синопской бухты, продолжали гореть. В предвечерней мгле четко выделя­лись остовы горящих фрегатов и корветов, и отблески пламени отражались на гладкой поверхности бухты. Не разряженные орудия, раскалившись от страшной жары и пламени, палили ядрами по рейду, а по мере того, как огонь достигал крюйт-камер, неприятельские суда взрыва­лись одно за другим.

Еечером 18 ноября взлетели на воздух фрегаты "Фазли-Аллах», «Низамие», «Каиди-Зефер», пароход «Эрекли» и корвет «Неджми-Фешан». Их горящие обломки не только вызывали пожары на берегу, но и представляли опасность для русских кораблей, стоявших не далее 150 саженей. В случае внезапного изменения ветра, русской эскадре грозили пожары, а это привело бы к самым серьезным последствиям.

Кроме того, следовало учитывать, опасность, грозив­шую со стороны берега. Свыше тысячи турок, бежавших с эскадры во время сражения, могли ночью открыть огонь с берега по русской эскадре, подготовив пред­варительно часть уцелевших береговых орудий. Поэтому в 8 часов вечера пароходам «Крым» и «Херсонес» было получено «отбуксировать корабли из-под выстрелов бере­говых батарей на случай, если бы неприятель вздумал возобновить ночью стрельбу». Пароход «Одесса» отвел от берега турецкий фрегат «Несимн-Зефер» и сжег его в море, т. к. его горящие обломки грозили и городу и рус­ским кораблям.

Всю ночь пароходы отводили корабли от берега. По приказанию командующего была установлена новая по­зиция эскадры: теперь русские корабли встали на якорь в полутора милях от берега на глубине 20—25 саженей.

Ночь прошла спокойно. Несмотря на дождь, на берегу продолжались пожары, и лишь изредка над бухтой раз­давались выстрелы турецких орудий. К утру 19 ноября на синопском рейде осталось только три турецких судна: фрегаты «Аунн-Аллах», «Дамиад» и корвет «Фейзи-Меабул". Матросы с фрегата «Кагул» утром подошли на шлюпках к «Аунн-Аллаху» и «Фейзи-Меабуду», стоявшим рядом у мыса Киой-Хисар, взобрались на палубы непри­ятельских судов, и перед ними открылась картина полно­го развала: турецкий адмиральский корабль был весь изрешечен русскими снарядами и медленно погружался в воду, кренясь на правый борт.

Когда последние партии пленных с фрегата «Ауни-Аллах» были отправлены на «Кагул», русские коряки собрались покинуть неприятельские суда. Но в этот момент внизу, у самой воды, был обнаружен командующий турецкой эскадрой адмирал Осман-паша. Раненный в ногу, он лежал почти без чувств и не надеялся на спасение. Но не прошло и 10—15 минут, как его уже доставили на «Кагул».

Осману-паше сделали перевязку. Оправившись после бессонной ночи, он рассказал русским морякам, что турецкие матросы обокрали его, сняли с него шубу, вытащили ключ от каюты. Спустя некоторое время Осман-паша сообщил некоторые подробности сражения и пред­шествующих событий и в частности очень интересовался русским фрегатом «Кагул». Он обратился к капитан-лей­тенанту Спицыну — командиру «Кагула» — с вопросом:

«Какой это русский фрегат был у мыса Керемпе 8 ноября и едва не попался его эскадре, ускользнув тогда, когда он считал его уже совсем в своих руках?» Командир отве­тил, что это именно и есть тот фрегат, на нем Осман-паша находится в настоящее время в плену .

Вскоре на русскую эскадру доставили пленных с корвета «Фейзи-Меабуд» и других неприятельских судок. На корабле «Чесма» были размещены пленные турецкие матросы, а на пароходе «Одесса»—турецкие офицеры. Таким образом, после сражения было захвачено в плен несколько сот турок и в их числе — командующий эскадрой адмирал Осман-паша, а также командиры фрегата "Фазли-Аллах» и корвета «Фейзи-Меабуд». Общие потери неприятеля составляли несколько тысяч человек: по утверждению Османа-паши турки потеряли до 3000 одними убитыми и утонувшими во время сражения.

Русские моряки проявили самое гуманное и велико­душное отношение к пленным туркам. Турецкие матросы, в головы которых годами вбивалась ненависть к России, со страхом следовали на русские корабли, однако здесь не оказалось ничего похожего на то, чем их запугивали раньше. Забота о раненых, благородное поведение рус­ских моряков, — все это было неожиданностью для них. "Матросы наши отдавали пленным даже куртки свои". К Нахимову тогда же обратилась греческая делегация с просьбой о переселении в Россию.

Между тем при осмотре фрегата "Ауни-Аллах» и кор­вета «Фейзи-Меабуд» выяснилось, что они так сильно по­вреждены, что не представляется возможным довести их до Севастополя в качестве трофеев. Поэтому было реше­но сжечь их. Оба неприятельских судна были отведены от берега и взорваны фрегатом «Кагул».

56-пушечный турецкий фрегат «Дамиад» казался наи­менее пострадавшим по сравнению с другими судами неприятельской эскадры. Сигналом с «Императрицы Ма­рии" было приказано пароходу «Одесса» отвести фрегат от берега, осмотреть и принять меры к исправлению по­вреждений с тем, чтобы доставить его в Севастополь. Од­нако «при внимательном осмотре оказалось, что фрегат «Дамиад» имел 17 подводных пробоин, вся подводная часть, рангоут и снасти до того повреждены, что без зна­чительных исправлений, потребовавших бы много време­ни, его невозможно было бы привести до Севастопо­ля .". Поэтому пароходу «Одесса" было приказано сжечь турецкий фрегат — последнее военное судно турецкой эскадры в Синопе.

К 9 часам утра 19 ноября на рейде Синопской бухты не осталось ни одного турецкого корабля. Лишь обломки кораблей, плавающие по рейду, и высокие мачты, торчав­шие над водой, напоминали о минувшем сражении.