Петр требовал от церкви того, что должно было быть полезно государству и обществу. Она должна была использовать свои ресурсы после удовлетворения собственных непосредственных потребностей на поддержку образования, заботу о бедных и больных, а если необходимо, то и удовлетворение общих потребностей государства. Он перешел, с начала войны со Швецией, к осуществлению на практике своих идей с возрастающей тщательностью и результатом. Следующие двадцать лет характеризовались двумя тенденциями – увеличивающимся подчинением церкви государственному контролю, ведущему к потере ее независимости, и привлечением церковных доходов в крупных масштабах на светские и государственные цели. Ни одна из этих тенденций, разумеется, не была нова.

Наряду с требованием направлять церковное богатство на светские цели настаивалось, чтобы церковь признала небывалую до тех пор вещь: полное свое подчинение государству и обязанность действовать в соответствии с предписаниями правителя. Увеличение прав и власти правителя сделалось явным в письмах человека, которому суждено было стать с 1718г., если не раньше, доминирующим проводником церковной политики Петра, а позже первым и, возможно, самым большим пропагандистом петровской легенды. Это был Феофан Прокопович, архиепископ Новгородский, высокообразованный украинец, хорошо знакомый с Западной Европой и идеями (особенно некоторыми формами протестантизма, которому почти явно сочувствовал). Широту его интеллектуальных горизонтов и понимание главных потоков мысли во время работы на Западе показывает содержание его библиотеки – свыше 3000 книг. Его наиболее важный труд, "Правда воли монаршей" (1722), был написан, чтобы оправдать требование Петра, реализованное в указе, выпущенном в предыдущем году, назначать своего собственного преемника. Это было планомерное утверждение идей сторонника абсолютизма такого типа, который был до сих пор неизвестен в России. Кроме Библии, главным источником аргументов был английский писатель семнадцатого столетия Томас Гоббс, который заявил семьюдесятью годами ранее, с ясностью, шокирующей его современников, доктрину абсолютизма логического и светского типа. Весьма существенно, что Прокопович едва ли вообще обращается к отечественным авторам, что традиционно было столь важно в православной мысли, и последовательно преуменьшает любую идею относительно православного правителя любыми средствами, отличающимися от традиционных для Западной Европы. Книга подчеркивает тот факт, что к своим более поздним годам Петр заложил как интеллектуальные, так и административные основы нового вида монархии и государства, и это стало возможным в значительной степени благодаря ослаблению и подчинению церкви государству.

Все же радикальное изменение, в отличие от простой эксплуатации церкви и ее ресурсов, наступило только в самые последние годы правления. В январе 1721 г. был издан указ фундаментальной важности, Духовный регламент: он ставил руководство и контроль над церковью в России на основу, которой не суждено было измениться по сути в течение следующих двух столетий. Этот длинный духовный документ был основан на предложениях, разработанных Прокоповичем с 1718 г., и принят с изменением некоторых деталей царем. Его центральным достижением было создание для церкви руководящего органа – Святейшего правительствующего Синода, подобного административным коллегиям с юрисдикцией по различным вопросам светских дел, которые начали появляться в 1718 – 1719 гг. Синод должен был заменить патриарха и церковные советы, которые существовали в прошлом и владели юрисдикцией во всех духовных вопросах и в контроле над собственностью церкви. Теоретически Синод обладал всеми полномочиями патриарха. Но он действовал не как независимая власть, каким был патриарх семнадцатого столетия, а работал как подчиненный Петра. Именно это подчинение и было для царя сущностью нового видения государственных дел. Действительно, он явно оправдывал отмену патриаршества на том основании, что "неосведомленные вульгарные люди не видят, как далеко продвинулась духовная власть царя, но в восторге блеска и достоинства высокопоставленного священника рассматривают его как правителя, как второго монарха, равного по власти самому королю, или даже выше него".1 Новый режим был проведен решением Петра, действующим в качестве высшей и неконтролируемой власти, которой он теперь требовал. Не было созвано никакого церковного совета, чтобы обсудить изменения, проводимые в 1721г.

Ко времени своей смерти царь прочно соединил церковную администрацию со структурой централизованной бюрократии, которую он создал, в значительной степени без какого-либо разработанного плана, в России. Это имело некоторые конструктивные результаты, особенно отмеченные ростом использования церковных ресурсов для образования. Но они были достигнуты ценой сильного истощения церкви и ее оставшейся духовной живучести, а также сильно ограниченного вклада, который она могла бы внести в российскую жизнь в будущем. Впредь живые силы религиозного чувства, в значительной степени искаженные доминирующим государственным механизмом официальной церкви, находили выход преимущественно в различных формах мистицизма, многие из которых были сектантскими, самоуглубленными и даже анархическими. Петр добился победы в делах церкви, как и во всех остальных делах, за счет психологической цены, которая должна быть оплачена, только когда косное традиционное общество радикально порвет с прошлым.

Интеллектуальная и культурная жизнь

Как было отмечено, далеко идущее преобразование интеллектуальных и культурных аспектов российской жизни успешно началось задолго до рождения Петра. Ко второй половине XVII столетия реформаторские силы были слишком мощны, чтобы им противостоять; и путь, которым они могли бы усилить Россию, стал слишком очевидным для любого правителя, чтобы желать выступить против них. Петр делал немного, по крайней мере до своих более поздних лет, чтобы усилить на самых глубоких уровнях новое движение. То, что он делал, - так это одобрял некоторые аспекты этого движения за счет других и сделал попытку, в течение большей части своего правления, развить некоторые его стороны для своих собственных целей.

Вкусы и склонности Петра, ситуация, в которой он находился сам, отражались и на западноевропейских книгах, переведенных на русский язык в начале XVII столетия. Было сделано беспрецедентное число переводов, Петр придавал им огромное значение, организовывал и поощрял их осуществление. Подобно требованию к обычным русским книгам избегать ненужных цветистых выражений, высказанном в инструкции Петра, так и о русском языке, используемом в переводах иностранных книг, говорится, что он должен избегать "высоких славянских слов" и использовать "не высокие слова", но простую русскую речь. Упрощенный "гражданский алфавит" (в отличие от церковнославянского), введенный в 1700 г., - еще одно отражение этого отношения: Петр ясно приказал, что книги, которые говорят об исторических, коммерческих или военных предметах, должны печататься на нем. Приказ выполнялся не всегда, но такое отношение имело реальное значение. Это помогало заложить основы грамотности, которая, хотя и ограниченная, была все же более широкой, чем в прошлом. Более важно, что это была грамотность, не сосредоточенная на религиозных целях и чтении священных текстов.