В сие ужасное время явился удивительный муж, именем Сильвестр, саном иерей, родом из Новгорода, приблизился к Иоанну с подъятым, угрожающим перстом, с видом пророка и гласом убедительным возвестил ему, что суд Божий гремит над главою царя легкомысленного и злострастного, что огонь небесный испепелил Москву, что сила вышняя волнует народ. Сей муж указал Иоанну правила, данные Вседержителем сонму царей земных, заклинал его быть ревностным исполнителем сих уставов, представил ему даже какие-то страшные видения, потряс душу и сердце, овладел воображением, умом юноши и произвел чудо: Иоанн сделался иным человеком. Обливаясь слезами раскаяния, простер десницу к наставнику вдохновенному, требовал от него силы быть добродетельным и приял оную. Смиренный иерей, не требуя ни высокого имени, ни чести, ни богатства, стал у трона, заключив тесный союз с одним из любимцев Иоанновых, Алексеем Федоровичем Адашевым, прекрасным молодым человеком, коего описывают земным ангелом: имея нежную, чистую душу, нравы благие, разум приятный, основательный и бескорыстную любовь к добру, он искал Иоанновой милости не для своих личных выгод, а для пользы отечества. Сильвестр возбудил в царе желание блага, Адашев облегчил царю способы благотворения. - Так повествует умный современник, князь Андрей Курбский, бывший тогда уже знатным сановником двора. По крайней мере здесь начинается эпоха Иоанновой славы, новая, ревностная деятельность в правлении, ознаменованная счастливыми для государства успехами и великими намерениями.

Господство бояр рушилось совершенно, уступив место единовластию царскому, чуждому тиранства и прихотей. Государь велел, чтобы из всех городов прислали в Москву людей избранных, всякого чина или состояния, для важного дела государственного. (Собрание выборных состоялось в 1549 г. Фактически это был первый земский собор в истории России, положивший начало становлению сословно-представительной монархии.) Они собралися, и в день воскресный, после обедни, царь вышел из Кремля с духовенством, с крестами, с боярами, с дружиною воинской на лобное место, где народ стоял в глубоком молчании. Отслужили молебен. Тут государь поклонился на все стороны: "Люди Божии и нам Богом дарованные! Молю нашу веру к нему и любовь ко мне: будьте великодушны! Нельзя исправить минувшего зла: могу только впредь спасать вас от подобных притеснений и грабительств. Забудьте, чего уже нет и не будет!"

В тот же день он поручил Адашеву принимать челобитные от бедных, сирот, обиженных.

Царь говорил и действовал, опираясь на чету избранных, Сильвестра и Адашева, которые приняли в священный союз свой не только митрополита, но и всех мужей добродетельных, опытных, усердных к отечеству и прежде отгоняемых от трона. Несмотря на доверенность, которую Иоанн имел к совету, он сам входил и в государственные и в важнейшие судные дела, чтобы исполнить обет, данный им Богу и России.

4. Алексей Адашев.

Мелкий костромской вотчинник Алексей Адашев не блистал знатностью и богатством. Не без сарказма царь Иван заметил, что взял Алексея во дворец "от гноища" и "учинил" наравне с вельможами, ожидая от него "прямой службы". Адашев и в самом деле являл собой образец "прямого слуги", но этих достоинств было недостаточно, чтобы сделать успешную карьеру при дворе. Своим успехом Адашев был обязан удачной службе в приказах - новых органах центрального управления. Карьера будущего царского любимца началась со службы в Челобитенном приказе. Этот приказ служил своего рода канцелярией царя, в которой рассматривались поступавшие на государево имя "изветы". Из Челобитенного приказа Адашев перешел в Казенный приказ и служил там столь успешно, что вскоре же получил чин государственного казначея, который открыл перед ним двери Боярской думы. В конце концов Адашев, по образному выражению современников, начал "править Русскую землю", сидя в приказной избе у Благовещенского собора. Он снискал широкую популярность своей неподкупностью. Будучи судьей Челобитенного приказа, а затем фактическим правителем, он строго карал, невзирая на лица (вплоть до бояр), тех, кто чинил волокиту в приказах. Виновных ждала опала от государя, тюрьма и ссылка. Младшие современники Адашева вспоминали годы его правления как время процветания, когда "Русская земля была в великой тишине и во благоденстве и в управе". Им импонировало также редкое благочестие знаменитого временщика. Курбский вполне серьезно писал о том, что Адашев отчасти "в некоторых нравех" уподоблялся ангелам.

Алексей Адашев - один из вдохновителей деятельности Избранной рады, поборник государственной централизации и активной военной политики. В приводимой характеристике А. Адашева Р. Г. Скрынников во многом опирается на характеристику Адашева, данную ему Андреем Курбским, который исключительно высоко оценивал личные качества деятелей Избранной рады, противопоставляя ее правление ужасам опричного террора.

5. Сильвестр.

Сильвестр - один из ведущих деятелей Избранной рады, состоявшей из людей, пользовавшихся особым доверием Ивана IV в начале его самостоятельного царствования. Начиная с Андрея Курбского, все авторы отмечают огромное нравственное воздействие Сильвестра на молодого царя, производимое силой религиозного чувства этого священника.

Сильвестр родился в Новгороде в семье небогатого священника и избрал духовную карьеру. Из Новгорода он перебрался в столицу и получил место в кремлевском Благовещенском соборе.

Благовещенский поп, надо полагать, принадлежал к образованным кругам духовенства. Он обладал неплохой для своего времени библиотекой. Некоторые книги ему подарил Иван IV из царского книгохранилища. Возможно, Сильвестр даже знал греческий язык. Иван немало обязан был Сильвестру своими успехами в образовании, но после разрыва с ним царь перестал признавать умственное превосходство бывшего наставника и наградил его нелестным прозвищем "поп-невежа". Этот эпитет свидетельствовал скорее о раздражении царя, нежели о необразованности Сильвестра.

Его преданность религии граничила с экзальтацией: поп слышал небесные голоса, ему являлись видения. В придворной среде немало злословили по поводу новоявленного пророка. Даже Курбский, хваливший царского наставника, смеялся над его "чудесами". По словам этого писателя, Сильвестр злоупотреблял легковерием Ивана, рассказывая ему о своих видениях ("аки бы явление от Бога"). Не знаю, замечает Курбский, были ли эти чудеса истинными или же Сильвестр выдумывал их ради того, чтобы напустить на ученика "мечтательные страхи", унять его буйства и исправить "неистовый нрав".

Рассказы Сильвестра производили на Ивана потрясающее впечатление. Фанатик зажег в душе Ивана искру религиозного чувства. Иван увлекся религией и вскоре преуспел в этом увлечении. Он ревностно исполнял все церковные обряды. По временам, в минуты крайнего нервного напряжения, у него случались галлюцинации. Под стенами Казани в ночь перед решающим штурмом 23-летний царь после многочасовой молитвы явственно услышал звон колоколов столичного Симонова монастыря.