2. Запрещение вводить новое огнестрельное оружие и новые взрывчатые вещества.

3. Ограничение употребления разрушительных взрывчатых составов и запрещение пользоваться метательными сна ряда ми с воздушных шаров.

4. Запрещение употреблять в морских войнах подводные миноносные лодки (тогда еще только производились с ними первые опыты).

5. применение Женевской конвенции 1864 г. к морской войне.

6. Признание нейтральности судов и шлюпок, занимающихся спасением утопающих во время морских боев.

7. Пересмотр деклараций 1874 г. о законах и обычаях войны.

8. Принятие начала применения добрых услуг посредничества и добровольного третейского разбирательства; соглашение о применение этих средств; установление единообразной практики в этом отношении.

В этой ноте первоначальная основная идея сокращения и ограничения вооружений уже оставалась только «первым пунктом» наряду с другими предложениями.

Русская программа для мирной конференции была таким образом сведена к нескольким положениям, вполне конкретным. Местом ее созыва была избрана Гаага, столица Голландии, одной из наиболее «нейтральных» стран (и в то же время не официально «нейтрализованной», как Швейцария и Бельгия).

Для того чтобы обеспечить участие всех великих держав, пришлось согласиться на то, чтобы не приглашать африканские государства, а также римскую курию. Не были приглашены также государства средней и южной Америки. В конференции приняли участие все двадцать европейских государств, четыре азиатских и два американских.

Гаагская мирная конференция заседала с 18(6) мая по 29(17) июля 1899 г. под председательством русского посла в Лондоне, барона Стааля.

Борьба велась на ней вокруг двух пунктов — ограничения вооружений и обязательного арбитража. По первому вопросу прения состоялись в пленарном заседании первой комиссии (23, 26 и 30 июня).

«Ограничения военнаго бюджета и вооружений — главная цель конференции, — говорил русский делегат барон Стааль. — Мы не говорим об утопиях, мы не предлагаем разоружения. Мы хотим ограничения, остановки роста вооружений»4. Военный представитель России, полковник Жилинский, предложил: 1) обязаться не увеличивать в течение пяти лет прежнего количества войск мирного времени, 2) точно установить это число, 3) обязаться в течение того же срока не увеличивать военные бюджеты. Капитан Шеин предложил на трехлетний срок ограничить морские бюджеты, а также опубликовать все данные о флотах.

Несколько государств (в том числе Япония) сразу заявили, что еще не получили инструкций по этим вопросам. Непопулярную роль официального оппонента взял на себя германский делегат, полковник Гросс фон Шварцгоф. Он иронически возражал тем, кто говорил о непосильных тяготах вооружения.

Вопрос был передан в подкомиссию из восьми военных, которая, за исключением русского делегата Жилинского, единогласно признала, что 1) трудно даже на пять лет закрепить численность войск, не регулируя одновременно другие элементы национальной обороны, 2) не менее трудно регулировать международным соглашением другие элементы, разные в разных странах. Поэтому, к сожалению, русского предложения принять нельзя. Что касается морских вооружений, то делегации сослались на отсутствие инструкций.

Страстные споры возбудил еще только вопрос об арбитражном суде. Германская делегация заняла в этом вопросе непримиримую позицию.

Компромисс был найден путем отказа от обязательности арбитража. Германская делегация согласилась, в свою очередь, на учреждение постоянного суда. Вильгельм II, впрочем, считал и это большой уступкой, сделанной им государю. То же высказали и государственные деятели других стран.

Русское общественное мнение до окончания Гаагской конференции, проявляло довольно слабый интерес к этому вопросу. Преобладало, в общем, сочувственное отношение, с примесью скептицизма и некоторой иронии.

Гаагская конференция 1899 г. сыграла, однако, свою роль в мировой истории. Она показала, насколько далеко в тот момент было до общего замирения, насколько непрочно было международное затишье. Она в то же время поставила на очередь вопрос о возможности и желательности международных соглашений для обеспечения мира.

4. Попытки уступок. «Осенняя весна» Святополк-Мирского

Выступление земского съезда ставило Святополк-Мирского как министра царского правительства в крайне неудобное положение. Получалось, что при его попустительстве произошло неслыханное по понятиям царя нарушение существующих норм и посягательство на основы существующего строя. 21 ноября Мирский послал царю письмо с просьбой об отставке. На следующий день на аудиенции у Николая он заявил, что в России не существует элементарной законности и защищенности граждан и что если не пойти навстречу вполне естественным требованиям либеральных реформ, то будет революция. Николай вновь высказал свое известное мнение, что «перемены хотят только интеллигенты, а народ этого не хочет», но отставку министра все же не принял.

Мирский продолжал гнуть свою линию. В начале декабря он подал царю проект указа, поручающего Комитету министров разработать законопроекты о некотором расширении свободы слова и печати, веротерпимости и местного самоуправления, о некотором ограничении применения чрезвычайных законов, об упразднении некоторых стеснений по отношению к инородцам. Должна была быть продолжена работа над проектами некоторого расширения прав крестьян. В последнем пункте невнятно говорилось о намерении в дальнейшем привлечь выборных от населения к участию в предварительной разработке законопроектов перед поступлением их на рассмотрение Государственного Совета и монарха. Однако об ограничении законодательной власти царя не говорилось ничего. Таким образом, программа Святополк-Мирского, вроде бы идя навстречу пожеланиям общества, как бы умеряла и в значительной степени выхолащивала требования земского съезда. Но даже эта сверхосторожная программа показалась Николаю II недопустимо радикальной.

На обсуждении проекта в правительстве царь отмалчивался. Это было расценено министрами как знак согласия. Но вот 12 декабря был опубликован Указ, громко названный «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка»5. Указ настаивал на «непременном сохранении незыблемости основных законов империи», т. е. самодержавия в его нетронутом виде.

Одновременно было опубликовано «правительственное сообщение», осуждавшее земский съезд наравне с банкетной кампанией и уличными демонстрациями как попытку вызвать смуту и направить Россию по пути, чуждому ее народному духу.

Если Указ воспринимался значительной частью либеральной общественности как пощечина, то «Сообщение» воспринималось уже как пинок жандармского сапога. «Изумительным по бестактности» назвал его правый либерал Маклаков, расценивший сам Указ, в общем, положительно.

Святополк-Мирский вновь заявил о намерении уйти в отставку.