И моей коснулась жизнь судьбы,

Все равно остался я поэтом

Золотой бревенчатой избы.

По ночам, прижавшись к изголовью,

Вижу я, как сильного врага,

Как чужая юность брызжет новью

На мои поляны и луга.

Но и все же новью той теснимый,

Я могу прочувственно пропеть:

Дайте мне на родине любимой,

Все любя, спокойно умереть".

Стихотворение это датировано 1925 годом, относится к зрелой лирике поэта. В нем выражены его сокровенные мысли. В строке «радуясь, свирепствуя и мучась» трудный исторический опыт, который выпал на долю есенинского поколения. Стихотворение построено на традиционно поэтических образах: ковыль как символ русского пейзажа и одновременно символ тоски, полынь с ее богатой символикой и журавлиный крик как знак разлуки. Традиционному пейзажу, в котором олицетворением поэзии является не менее традиционный "свет луны", противостоит "новый свет", скорее абстрактный, неживой, лишенный поэзии. И в противоположность ему звучит признание лирического героя есенинского стихотворения в приверженности вековому деревенскому укладу. Особенно значим у поэта эпитет "золотой": "Все равно останусь я поэтом /Золотой бревенчатой избы".

Он один из наиболее часто встречающихся в лирике С.Есенина, но обычно он связан с цветовым понятием: золотой - то есть желтый, но непременно и с оттенком высшей ценности: "роща золотая", "золотою лягушкой луна". В этом стихотворении оттенок ценности преобладает: золотой не только цвет избы, сколько символ ее непреходящей ценности как символа уклада деревенской жизни с присущей ей красотой, гармонией. Деревенская изба - это целый мир, ее разрушение не искупается для поэта никакой заманчивой новью. Финал стихотворения звучит несколько риторически, но в общем контексте поэзии С.Есенина он воспринимается как глубокое и искреннее признание автора.

В последние годы жизни приходит к поэту человеческая и творческая зрелость. 1924—1925 годы, быть может, наиболее зна­чительны по тому, что было им создано. С сентября 1924-го по август 1925-го Есенин предпринял три довольно длительные поезд­ки по Грузии и Азербайджану. В результате этих поездок родил­ся, в частности, удивительный цикл стихов «Персидские мотивы». Грузинский поэт Тициан Табидзе отмечал, что « .Кавказ, как ко­гда-то для Пушкина, и для Есенина оказался новым источником вдохновения. В отдалении поэту пришлось многое передумать . Он чувствовал наплыв новых тем .». Укрупняется масштаб видения поэта. Его гражданское чувство способно воспеть не только родной рязанский уголок, но всю «шестую часть земли» — боль­шую Родину:

Я буду воспевать

Всем существом в поэте

Шестую часть земли

С названьем кратким «Русь».

Поэзия Есенина живет во времени, взывает к сопереживанию. Его стихи дышат любовью ко всему, «что душу облекает в плоть». Земная простота предмета изображения превращается в высокую поэзию:

Каждый труд благослови, удача!

Рыбаку — чтоб с рыбой невода.

Пахарю — чтоб плуг его и кляча

Доставали хлеба на года.

Поэт стремился к полноте бытия, отсюда родилась эта жизне­любивая строчка: «О верю, верю, счастье есть!» И даже живопис­ность многих его произведений, особенно в раннем творчестве, обусловлена этой жаждой включить все многообразие окружаю­щей жизни в свой поэтический мир. Есенин постигает глубинные законы жизни человека и природы и мудро благословляет все, что «пришло процвесть и умереть». В его проникновенном «Счаст­лив тем, что я дышал и жил» — щедрая благодарность миру, на­полнившему душу неиссякаемыми впечатлениями.

Сергей Есенин всегда жил и писал на крайнем напряжении душевных сил. Такова его природа. Преисполненный любви к Родине, к человеку, природе, Есенин не щадил только себя. Дру­гого пути для художника он не знал:

Быть поэтом — это значит то же,

Если правды жизни не нарушить,

Рубцевать себя по нежной коже,

Кровью чувств ласкать чужие души.

Читатель, ощущая эту щедрую самоотдачу поэта, покоряется эмоциональной мощи есенинских стихов.

Сегодня поэзию Есенина хорошо знают и любят во всех рес­публиках нашей страны, во многих зарубежных странах. Такая глубоко русская, с огромной лирической силой воспевающая род­ную природу, родную страну —она оказалась действительно ин­тернациональной. И поэтому так органичны слова литовского пи­сателя Юстинаса Марцинкявичюса о русском поэте: «Есенин — чудо поэзии. И как о всяком чуде, о нем трудно говорить. Чудо надо пережить. И надо в него верить .»

Таким образом, тема родины в поэзии С.Есенина развивается от безотчетной, почти по-детски естественной привязанности к родному краю к осознанной, выдержавшей испытания трудным временем перемен и переломов авторской позиции.