Но самым родным ее домом в Москве был дом 17 на Большой Ордынке, где открыт Культурный центр им. А. А. Ахматовой, который плани­руют превратить в музей-квартиру. Здесь поэтесса подолгу жила в 1938—1966 гг. в семье писателя В. Е. Ардова и его жены Н. А. Оль­шевской. В. Я. Виленкин вспоминал, что «сюда приходили к ней все близкие друзья. Здесь назначались важнейшие для нее московские дело­вые встречи, связанные с надеждами на издание стихов.

Когда она здесь гостила, ардовский телефон работал вовсю (хотя Анна Андреевна телефонных разговоров вообще не признавала и вела их лаконично, только по необходимо­сти); поток посетителей с трудом поддавался какой-либо регламента­ции: в последние годы, помимо дру­зей и давних знакомых, побывать у Ахматовой стремились еще очень и очень многие. Да она и сама, если позволяло здоровье, много выезжала. Иногда расписание приемов и выез­дов путалось, одно налезало на дру­гое, и начиналось то, что Пастернак очень образно называл «ахматовкой», имея в виду, очевидно, все вместе — и встречи, и проводы, и беспрерыв­ный поток посетителей, и телефон, и хаос в комнатах, и общую приподня­тую атмосферу дома, взбудоражен­ного приездом Анны Андреевны».

С Ардовыми она познакомилась еще в Нащокинском переулке, 3/5, в ныне уже не существующем доме, на квартире Мандельштама. В 1935 г. в этом же доме на квартире Михаи­ла Афанасьевича Булгакова она со­ставила прошение на имя Сталина с просьбой освободить своего сына Льва Николаевича Гумилева и своего третьего мужа — искусствоведа Ни­колая Николаевича Лунина, аресто­ванных перед этим в Ленинграде.

Лев Николаевич был сыном Анны Андреевны от первого брака с Нико­лаем Степановичем Гумилевым (1886—1921) — ярчайшим поэтом; в 1910-е гг. он был главой русского ак­меизма. Для его стихов была харак­терна апология «сильного человека», своеобразная романтичность, порой отстраненность от реальной жизни. Его самые значительные сборники — «Огненный столп», «Костер», «Путь конквистадоров». В 1921 г. Гумилев был расстрелян якобы как участник контрреволюционного заговора, и его сын всю жизнь нес крест своего про­исхождения.

Письмо, написанное на квартире М. А. Булгакова, через писательницу Лидию Сейфуллину было передано секретарю ВЦИК Авелю Енукидзе. Ахматова получила по телефону че­рез помощника Сталина А. Поскребышева известие об освобождении мужа и сына. 3 ноября 1935 г. они собрались все вместе. Так что Ардо­вы были свидетелями трудных, порой невыносимо тяжких переживаний поэтессы. Квартира на Ордынке да­вала ей, неприкаянному человеку, ощущение дома. Анна Андреевна од­нажды сказала Роскиной, отвечая на вопрос, куда потратить деньги: «Строить жилье. Жилье — это глав­ное».

Здесь, на Большой Ордынке, 17, Ахматова встретилась с Мариной Цветаевой. Это было за несколько недель до начала войны, в 1941 г. Так случилось, что большой духовной близости между обеими поэтессами не возникло, всегда между ними ос­тавалась неперейденной какая-то ду­шевная грань.

Здесь, в этом доме на Большой Ордынке, 17, радовались ее триумфам, наступившим уже в конце жизни: Ахматова в конце 1964 г. в Таормина (Италия) получила литературную премию «Этна — Таормина». Весной 1965 г. в Оксфорде ей присудили звание доктора литературы honoris cause, что является высокой и редкой наградой для писателей. Известно, что рассматривался вопрос о пред­ставлении ее к Нобелевской премии.

Круг московских друзей Ахмато­вой был широк. Среди них извест­ные литературоведы Э. Г. Герштейн, Н. Н. Глен, Л. Д. Стенич-Большинцова, М. С. Петровых, у которых она жила подолгу в то время, когда из-за тяжелой болезни Н. А. Ольшев­ской ее не могли принимать на Боль­шой Ордынке.

Все детали быта поэтессы нам очень дороги, ведь они были фоном ее творчества:

Когда б вы знали, из какого сора

Растут стихи, не ведая стыда .

Был еще один адрес в Москве, который нельзя не вспомнить: Ни­китский бульвар, 25. Это угловой в конструктивистском стиле дом, где жила Е. С. Булгакова — вдова писателя М. А. Булгакова. «Для Елены Сергеевны,— пишет биограф Ахмато­вой В. Я. Виленкин,— Ахматова зна­чила в жизни много, очень много, и как поэт, и как человек. Особенно с того незабвенного для нее дня, вскоре после смерти Михаила Афа­насьевича, когда она пришла к ней совершенно неожиданно, со своим стихотворением, посвященным его памяти (она включила его в свой цикл «Венок мертвым»): «Вот это я тебе взамен могильных роз .» Здесь они встретились в 1965 г. Встреча­лись они и на квартире В. Я. Виленкина (Курсовой переулок, 15). Из дневника Виленкина: «16 июля 1961. В воскресенье ( .) у меня: Ахматова, Елена Сергеевна Булгако­ва, Нина Дорлиак и Д. Н. Журав­лев. Обед».

С осени 1965 г. Ахматова снова в Москве. У нее возникла болезнь сердца, ее положили в клиническую больницу им. С.П.Боткина, извест­ную в просторечии как Боткинская больница (2-й Боткинский про­езд, 5). Она рассказывала В. Я. Виленкину, что весной 1952 г. навещала здесь Б. Пастернака. На площадке лестницы у окна он говорил ей о том, что не боится смерти. Через 8 лет в той же палате лежала она. В.Я.Виленкин пишет:

«В январе 1966 года я увидел ее больничной палате — как оказалось потом, в последний раз. Она уже давно лежала в Боткинской больни­це, очень медленно поправлялась по­сле очередного инфаркта. ( .) Ни на что не жаловалась, с благодарностью перебирала всех, кто о ней заботится».

Ахматова была выписана из боль­ницы в конце февраля 1966 г. Через несколько дней она поехала в под­московный санаторий, где 5 марта 1966 г. ее не стало.

Москвичи прощались с Ахматовой 9 марта в ритуальном зале Института скорой помощи им. Н.В.Склифосовского. На Большой Сухаревской площади, 3 находится ансамбль бывшего Странноприимного дома Шереметева, сооруженного в 1794— 1807 гг. по первоначальному проекту Дж. Кваренги, переработанному ар­хитектором Е. С. Назаровым. Фасад этого здания выходит на Садовое кольцо.

Другие дома городского научно-исследовательского института скорой помощи им. Н. В. Склифосовского обращены в сторону проспекта Мира. Там и находится ритуальный зал, где в мартовский влажно-снежный день 1966 г. москвичи прощались с Анной Андреевной Ахматовой.

Ахматова писала о родной земле:

Но ложимся в нее и становимся ею.

Оттого и зовем так свободно,— своею.

Ее любовь к Родине была горде­ливой, достойной и величавой, как и сама Ахматова:

Спокойной и уверенной любови

Не превозмочь мне в этой стороне:

Ведь капелька новогородской крови

Во мне — как льдинка в пенистом вине.

Вот в этой любви к Родине, под­час достигающей трагических высот, и кроется, наверное, тайна вечности ее поэзии.

Но, несмотря на то, что Ахматова бывала в Москве достаточно часто, стихов, посвященных столице не так уж много. Тем не менее, каждое ее стихотворение, дает представление о том, что перешивала поэтесса в тот или иной период свой жизни. Эти стихи невозможно разделить на какие-либо группы, подобно московской лирике Мандельштама. Каждое стихотворение несет свой, неповторимый образ Москвы. А отношение Ахматовой к городу меняется в соответствии с событиями, происходившими в ее жизни. Для того чтобы понять, какое значение для поэтессы имела Москва, несомненно, необходимо прибегнуть к анализу ее лирики. Только таким образом возможно понимание душевного состояния поэта, его переживаний, волнений…