Характерны для символизма следующие строки:

И станов всех бойцы, и люди разных вкусов, В каморке бедняка и во дворце царя,

Здесь идет речь о том, что стихи (будут/должны быть) понятны всем людям, вне зависимости от национальности, социального положения и прочих искусственных атрибутов.

Ликуя, назовут меня - Валерий Брюсов, О дружбе с другом говоря.

Персонификация, индивидуальность, выраженная в прямом упоминании имени автора также свойственна символизму.

Вот еще одно стихотворение Брюсова, характерное для его времени:

Юному поэту

Юноша бледный со взором горящим, Ныне даю я тебе три завета: Первый прими: не живи настоящим, Только грядущее – область поэта.

Помни второй: никому не сочувствуй, Сам же себя полюби беспредельно. Третий храни: поклоняйся искусству Только ему, безраздумно, бесцельно.

Юноша бледный со взором смущенным! Если ты примешь моих три завета, Молча паду я бойцом побежденным, Зная, что в мире оставлю поэта.

1896

Несколько странные, на первый взгляд (?), утверждения: «не живи настоящим», «никому не сочувствуй», «сам… себя полюби беспредельно»… Более логичным выглядит третий завет, о поклонении искусству (может быть, Истине? Тогда «никому не сочувствуй» - будь беспристрастен, но в любом случае, лишь догадка…). Последние две строчки: «Молча паду я бойцом побежденным / Зная, что в мире оставлю поэта.» проводят параллель между искусством и… войной, как это ни странно звучит…

Попробую пояснить первый «завет», насколько я его понимаю: время Серебряного века не случайно породило столько великих людей. Дело в том, что в этот момент решалась судьба России, ее будущее, и любое воздействие, любое возмущение могло изменить его в ту или иную сторону. Такое воздействие и должен оказывать Поэт, стараясь направлять процесс естественного развития, именно из-за этого он должен «не жить настоящим» и именно поэтому в такой точке бифуркации, излома, как начало двадцатого века и произошел поэтический всплеск.

Очень непростое время, в чем-то схожее со временем Брюсова, описывал Лермонтов. К нему и перейдем…

Михаил Юрьевич Лермонтов (1814–1841)

И жизнь, и творчество Лермонтова пронизаны трагизмом. Достаточно взять хотя бы одно его стихотворение, и мы увидим там боль, муку, страдание. Не составляют исключения и стихи о поэзии. К примеру, «Пророк»:

Пророк

С тех пор, как вечный судия Мне дал всеведение пророка, В очах людей читаю я Страницы злобы и порока.

Провозглашать я стал любви И правды чистые ученья: В меня все ближние мои Бросали бешено каменья.

Посыпал пеплом я главу, Из городов бежал я нищий, И вот, в пустыне я живу, Как птицы, даром божьей пищи;

Завет предвечного храня Мне тварь покорна там земная; И звезды слушают меня, Лучами радостно играя.

Когда же через шумный град Я пробираюсь торопливо, То старцы детям говорят С улыбкою самолюбивой:

«Смотрите: вот пример для вас! Он горд был, не ужился с нами: Глупец, хотел уверить нас, Что бог гласит его устами!

Смотрите ж, дети, на него: Как он угрюм и худ и бледен! Смотрите, как он наг и беден, Как презирают все его!»

Судя по названию и началу («С тех пор, как вечный судия / Мне дал всеведение пророка…»), это стихотворение является продолжением «Пророка» Пушкина, но тема здесь совсем другая, чисто лермонтовская: пушкинское отсутствие отклика у читателя («Тебе ж нет отзыва…») здесь переходит в открытую неприязнь, презрение, даже ненависть. Увы, видимо, действительно таким было время Лермонтова. Но не это главное, проблема отсутствия Читателя, способного понять творчество, была, скорее всего, у всех Поэтов: самое страшное, что если Пушкин и Брюсов могли попытаться что-то изменить, изменить свое время своим же творчеством, и мы видим это по их стихам, то у Лермонтова этого нет. Наверное, его миссия была перенести искусство через эту тьму, передать культурное наследие дальше, чтобы впоследствии появились стихи Тютчева, Фета и потом – Соловьева, Ахматовой, даже футуристов: хоть они и призывали отречься от классики, но стояли, так или иначе, на ее фундаменте. (Может возникнуть вопрос: а что, если бы не было Лермонтова, то до Ахматовой не дошли бы стихи Пушкина? Нет, дошли бы, но… Дело в том, что искусство не может существовать только в виде книг или, скажем, картин. Более того, искусство к книгам не имеет вообще никакого отношения! Искусство – это люди, а книга – лишь средство связи между ними, позволяющее нам общаться с теми, кто жил за 2 столетия (а то и тысячелетия) до нас, а им – с нами. К тому же, искусство не может стоять на месте, его нельзя «заморозить» - оно должно жить и развиваться, иначе, оно умрет…)

Ну, раз уж мы вспомнили об Ахматовой, об этой великой поэтессе…

Анна Андреевна Ахматова (1889–1966)

Продолжая выбранную тему нельзя не упомянуть о творчестве Ахматовой. Несмотря на то, что задача поэзии не является центральной в ее творчестве, она привнесла и сюда что-то новое. К примеру:

Творчество

Бывает так: какая-то истома; В ушах не умокает бой часов; Вдали раскат стихающего грома. Неузнанных и пленных голосов Мне чудятся и жалобы и стоны, Сужается какой-то тайный круг, Но в этой бездне шепотов и звонов Встает один, все победивший звук. Так вкруг него непоправимо тихо, Что слышно, как в лесу растет трава, Как по земле идет с котомкой лихо. Но вот уже послышались слова И легких рифм сигнальные звоночки, – Тогда я начинаю понимать, И просто продиктованные строчки Ложатся в белоснежную тетрадь.

1936

…………….…. (несколько секунд тишины)………………

… нет, я не могу, просто не в праве, комментировать это замечательное стихотворение: оно не заслуживает такой участи, это было бы слишком жестоко… Но если обязательно нужны комментарии, то лучше взять другой стих:

* * *

Нам свежесть слов и чувства простоту Терять не то ль, что живописцу – зренье, Или актеру – голос и движенье, А женщине прекрасной – красоту?

Но не пытайся для себя хранить Тебе дарованное небесами: Осуждены – и это знаем сами – Мы расточать, а не копить.

Иди один и исцеляй слепых, Чтобы узнать в тяжелый час сомненья Учеников злорадное глумленье И равнодушие толпы.

1915

Да, действительно, мы видим здесь отголоски и Пушкина, и Лермонтова, особенно в последней строфе (очень характерна строчка «Иди один и исцеляй слепых» – поэт, «исцеляющий» слепое общество, открывающий ему глаза на собственные ошибки и возможные пути их исправления…), но ту же проблему мы видим другими глазами, вернее, даже, ощущаем другим сердцем… Во второй строфе говорится о том, что поэзия и творчество – это всегда жертва, и тот, у кого есть талант, уже «осужден» им пожертвовать. Вспоминаются слова из фильма Тарковского «Андрей Рублев»: «это великий грех, не использовать дар, данный Богом» (не дословно). Вот только зачем эта жертва? К сожалению или к счастью, мы не можем проверить, что бы было в данный момент, если бы не было Ахматовой. Но если от ее (да и вообще, чьих-либо стихов), чья-то жизнь хоть на милиграмм, хоть на тысячную долю процента, стала лучше (не в физическом, а в эмоциональном смысле), то жертва эта была не напрасна. Впрочем, в этом мире вообще ничего напрасного не бывает…