В свои послания Иван IV свободно включал не только сдобренные ссылками на Библию и исторические примеры рассуждения, но и простые, написанные живым языком зарисовки. (Например, описание одного из боярских мятежей: " .а митрополита затеснили и манатью на нем с источники изодрали, а бояр в хребет толкали").

Иван Грозный не просто опровергает обвинения, но и унижает и высмеивает слова Курбского. В «Первом послании Грозному» Курбский торжественно объявил, что монарх не увидит его лица до Страшного суда («уже не узреши, мню, лица моего до дни Страшного суда»), на который обвинитель собирался отправиться вместе со своим гонителем, имея при себе обличительный документ – «слезами измоченное» письмо. Пафос обвинительной речи Курбского разбился о язвительный ответ Грозного: «Лице же свое показуеши драго. Кто бо убо и желает таковаго эфиопского лица видети? Где же убо кто обрящет мужа правдива и зыкры очи имущи? Понеже вид твой и злолукавый твой нрав исповедует!»

В посланиях Грозного часто встречаются иронические вопросы, с которыми он обращается к Курбскому:

«Ино, се ли храбрость, еже служба ставити в опалу?»

«Се ли убо пресветлая победа и одоление преславно?».

Высмеять означало для Ивана IV уничтожить противника духовно.

На протяжении всего письма Грозный раз за разом возвращается к обвинению, которое задело его больше всего. Это был упрек в том, что царь, явившийся было «пресветлым в православии», ныне стал «сопротивным» и даже «прокаженным совестью». Смысл этих слов заключается в обвинении царя, прежде «от бога препрославленному», в измене своей первоначальной «пресветлости». В письме царь вновь и вновь доказывал свою верность «пресветлому православию», опровергал все обвинения и обличал главных врагов государства. В тексте то и дело встречаются рефрены:

« И се ли сопротивен разум, еже не хотети быти работными своими владенну?»

«Се ли разумеваемая «супротив», яко вашему злобесному умышленнию … погубити себя не дал есми?»

«И се ли супротивно явися, еже вам погубити себя не дал есми? А ты о чем сопротивно явися, еже вам погубити есми?»

«Се ли убо сопротивно разуму, еже по настоящему времени жити?»

«И сие ли супротивно разуму и совесть прокаженна, еже навету взустиси и злодейственных человек возразити…?»

«Ино се ли сопротивно разуму, еже не восхотехал в совершенном возрасте младенцем быти?»

«Тако же наш промысел и попечение о православии и тако сопротивен разу, по твоему злобесному умышлению!».

Царь настойчиво возвращается к тема «сопротивности разуму», повторяет содержание и склоняет на все лады одну и ту же мысль, и с каждым повторением раздражение Ивана IV усиливается. И уже длинное рассуждение со ссылками на учение фарисеев, с цитатой из апостольских посланий внезапно заканчивается грубой и разговорной фразой:

"Что же, собака, и пишеши и болезнуешъ, совершивъ таковую злобу? Чему убо советъ твой подобенъ, паче кала смердяй?"

Тон письма становится все более запальчивым, Грозный с азартом издевается и высмеивает Курбского, отпуская такие насмешки, которые уже лишены всякой официальности. Своей исключительной грубостью Иван IV нарушает эпистолярный и дипломатический этикет. Характеристика царского стиля – «глаголы нечистые и кусательные». «Кусательный» стиль Грозного переменчив как его характер. Усмешка переходит в язвительную иронию, которая сменяется злобно-насмешливвым раздражением. Стиль царя – сознательный полемический прием, основанный на игре слов и образов, их неожиданных сочетаний и переносных значений. Можно составить обширный список ругательств Ивана Грозного, которые применяются в письме к Курбскому: «собака», «злобесное умышление», «злобесовкий», «пес смердящий» и т.п. Любимые эпитеты Грозного «пес», «бес», «зло», «злобесный» представлены в его произведениях разными сочетаниями.

Наиболее выразительный момент в письме Грозного – воспоминания о своем детстве. Резкие обвинения бояр в измене, в похищении ими у него в юности власти («от юности моея благочествие бесподобно поколебасте, и еже от бога державу, данную ми от прародителей наших под свою власть оттогосте»), подкрепляются яркими картинами сиротского детства царя:

«Питати начаша яко иностранныхъ или яко убожйшую чадь. Мы же пострадали во одеянии и в алчбе. Во всеъ босемъ воли несть».

Грозный использовал бытовые миниатюры, в которых он с помощью выразительных деталей изобразил гордыню первенствующего боярина Ивана Шуйского, в присутствии малолетнего государя осмелившегося опереться локтем о великокняжескую постель и положить ногу на стул, его казнокрадство и бедность: у Шуйского была только одна поношенная шуба – «телогрея». В языковой композиции произведения эти детали-подробности, детали-вещи перерастают в зловещий символ боярского произвола, ведущего к гибели царства.

«Едино воспомянути: намъ бо въ юности детская играюще, а князь Иванъ Васильевичъ Шуйский седя на лавке, лохтемъ опершися о отца нашего постелю, ногу положа на стулъ, к намъ же не прикланяяся не токмо яко родителски, но ниже властелски, рабское же ничто же обретеся. И такова гордения кто можетъ понести?»

В.В. Калугин[4] называет «Первое послание Курбскому» «апофеозом неограниченной монархии», который «имеет ярко выраженную эмоционально-риторическую форму». В своем торжественном сочинении царь соединил высокие церковнославянизмы с народно-разговорными словесными рядами и контекстами. Это его живые и образные воспоминания о сиротстве в годы боярского правления, жизненные зарисовки, полемические выпады. Было бы ошибкой видеть главную заслугу автора лишь в отборе ненормативных форм и конструкций, сниженной лексики и фразеологии. В его творчестве намечен переход от архаичной риторической композиции произведения к «устной» организации языковых единиц. Грозный часто вел себя как рассказчик. Он не писал читателю, а разговаривал с собеседником, стараясь использовать ясную и доходчивую манеру изложения. Появление слов и оборотов, свойственных устной речи, было вызвано демократизацией структуры текста – важным процессом, затронувшим все уровни языка древнерусской литературы. Литературную манеру Грозного, доминирование в творчестве царя индивидуальности личности над литературными канонами точно охарактеризовал Д.С. Лихачев[5]: «Письма Ивана Грозного – неотъемлемая часть его поведения и деятельности в целом: каждое из них – его общественный поступок”. Иван IV – первый русский писатель, в творчестве которого ясно выражен образ автора. По своему свободному отношению к литературному творчеству Грозный значительно опередил свою эпоху, но писательское дело не осталось Ивана IV без продолжателей. Во второй половине XVIIв., через сто лет, его талантливым последователем в чисто литературном отношении явился протопоп Аввакум[6].

Литература:

1. Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским/ Текст подгот.:Я.С.Лурье,Ю.Д.Рыков. - Репринт.изд.1981г. - М.,1993.

2. Лихачев Д.С. На пути к новому литературному сознанию//Памятники литературы Древней Руси: Вторая половина XVI века.-М., 1986.-С.5-14.