Во второй комнате, называемой «станца Элиодора», Рафаэль на­писал фрески на исторические и легендарные сюжеты, прославля­ющие римских пап: «Изгнание Элиодора» — на сюжет Библии о том, как кара господня в образе ангела — прекрасного всадника в золотых доспехах — обрушилась на сирийского вождя Элиодора, пытавшегося похитить из Иерусалимского храма золото, предназ­наченное для вдов и сирот. Рафаэль, работавший по заказу Юлия II» не случайно обращается к этой теме: французы готовятся к по­ходу в Италию и папа напоминает о божьем наказании всех, кто посягнет на Рим. Недаром Рафаэль ввел в композицию и изображе­ние самого папы, которого несут в кресле к поверженному преступ­нику. Прославлению пап, их чудодейственной силе посвящены и другие фрески: «Месса в Больсене», «Встреча папы Льва I с Аттилой», — причем в первой папе приданы черты Юлия II, и это один из самых выразительных его портретов, а в последней — Льва XI. Во фресках второй станцы Рафаэль уделял большое внимание не линейной архитектонике, а роли цвета и света. Особенно это видно на фреске «Изведение апостола Петра из темницы». Трехкратное появление ангела в трех сценах, изображенных на одной плоскости стены, в единой композиции (что само по себе было архаическим приемом), представлено в сложном освещении различных источни­ков света: луны, факелов, сияния, исходящего от ангела, создаю­щих большое эмоциональное напряжение. Это одна из самых дра­матических и тонких по колориту фресок. Остальные фрески вати­канских станц были написаны учениками Рафаэля по его эскизам.

Ученики помогали Рафаэлю и в росписи примыкавших к ком­натам папы лоджий Ватикана, расписанных по его эскизам и под его наблюдением мотивами античных орнаментов, почерпнутых преимущественно из только что открытых античных гротов (от­сюда название «гротески»).

Рафаэль исполнял работы самых разных жанров. Его дар де­коратора, а также режиссера, рассказчика полностью проявился в серии из восьми картонов к шпалерам для Сикстинской капеллы на сюжеты из жизни апостолов Петра и Павла («Чудесный улов рыбы», например). Эти картины на протяжении XVII—XVIII вв. служили для классицистов своего рода эталоном. Глубокое пости­жение Рафаэлем сути античности особенно видно в живописи римской виллы Фарнезина, построенной по его проекту фреска «Триумф Галатеи», сцены из сказки Апулея об Амуре и Психее).Рафаэль был и величайшим портретистом своей эпохи, создав­шим тот вид изображения, в котором индивидуальное находится в тесном единстве с типическим, где помимо определенных кон­кретных черт выступает образ человека эпохи, что позволяет ви­деть в портретах Рафаэля исторические портреты-типы («Папа Юлий II», «Лев X», друг художника писатель Кастильоне, пре­красная «Донна Велата» и др.). И в его портретных изображе­ниях, как правило, господствует внутренняя уравновешенность и гармония.

В конце жизни Рафаэль был непомерно загружен разнообраз­ными работами и заказами. Даже трудно представить, что все это мог исполнить один человек. Он являлся центральной фигурой художественной жизни Рима, после смерти Браманте (1514) стал главным архитектором собора св. Петра, ведал археологическими раскопками в Риме и его окрестностях и охраной античных па­мятников. Это неизбежно вызвало привлечение учеников и боль­шого штата помощников при исполнении больших заказов. Ра­фаэль умер в 1520 г.; его преждевременная смерть была неожи­данной для современников. Прах его погребен в Пантеоне.

4. Место Рафаэля в Эпохе Возрождения.

Прожив всего тридцать семь лет, он осуществил почти все свои начинания. Само поня­тие незаконченности как-то не вяжется с характерам его искусства — воплощением ясной соразмерности, строгой уравновешенности, чисто­ты стиля.

И в жизни Рафаэля, видимо, не было жестоких кризисов и изло­мов. Он развивался последовательно и плавно, усердно работая, вни­мательно усваивая опыт учителей, вдумчиво изучая античные памят­ники. В самой ранней юности он в совершенстве овладел манерой и техникой своего умбрийского учителя Перуджино, а впоследствии многое почерпнул и у Леонардо и у Микеланджело, — но все время шел своим, очень рано определившимся путем. Рафаэль, как истинный сын Возрождения, был если и не столь уни­версальным, как Леонардо, то все же очень разносторонним худож­ником: и архитектором, и монументалистом, и мастером портрета, и мастером декора. Но до ныне его знают больше всего как создателя дивных «Мадонн». Созерцая их, каждый раз как бы заново открыва­ют для себя Рафаэля.

Все его искусство предельно гармонично, дышит внутренним миром, и разум, самый высокий, соединяется в нем с человеколюбием и душевной чистотой. Ибо его искусство — радостное и счастливое. Ибо оно выражает некую нравственную удовлетворенность, примирение человека со своей бренной судьбой, приятие жизни во всей ее полноте и обреченности. В отличие от Леонардо, Рафаэль не томит нас своими тайнами, не сокрушает своим все видением, а ласково приглашает насладиться земной красотой вместе с ним. В отличие от Леонардо, он прожил гораздо меньше — но успел выразить в живописи, вероятно, все, что мог. А это значит — полное царство гармонии, красоты и добра.

Рафаэль не открывал новых миров, в отличие от Леонардо и Микеланджело, он не смущал современников дерзостностью своих исканий: он стремился к высшему синтезу, к лучезарному увенчанию всего, что было достигнуто до него, и этот синтез был им найден и воплощен.

Хотя Рафаэль и не имел среди своих учеников достойных преемников, его искусство долгое время сохраняло значение непререкаемого авторитета и образца (его примером вдохновлялись Н.Пуссен, А.А.Иванов и др.). Однако на наследие Рафаэля опирались и защитники академизма, видевшие в его произведениях высшие образцы идеализирующего искусства; поэтому противники академизма нередко выступали против Р., недооценивая при этом истинные, глубоко реалистические основы его творчества.

Сам Рафаэль считал себя представителем умбрийской школы, опиравшейся на римскую античность. Исследователи считали, что он склонен к подражаниям, но сам художник всегда учился - у Перуджино - идеальному типу красоты, у Леонардо - пространственному мышлению, Всю жизнь он соперничал с титанами своего времени - Леонардо да Винчи и Микеланджело. Он не обладал ни интеллектом первого, ни мощью второго, но был счастливым учеником, много и напряженно работал. Поняв, что превзойти Микеланджело в изображении обнаженного тела невозможно, он стал красиво драпировать свои фигуры; композиционные приемы Леонардо он соединил с характерными движениями Джорджоне. Огромная популярность Рафаэля объясняется тем, что он создал стиль, понятный и приятный всем без исключения. Его искусство - это в полном смысле слова "золотая середина" в сравнении с его вечно ищущими, мятущимися, страдающими от невозможности достичь идеала собратьями по живописи. В упорной работе Рафаэль постепенно достигал идеального совершенства формы, ясности, уравновешенности, свойственным римскому классицизму. Он был блестящим мастером композиции, в которые всегда входили архитектурные формы, приобретавшие стилеобразующее значение ("Обручение Марии", "Афинская школа"). Наиболее известны рафаэлевские мадонны, которые под его кистью стали символом идеальной гармонии. "Мадонна Конестабиле" - композиция в круге - тондо, излюбленная художником; "Мадонна на лугу" - классический треугольник. Самая знаменитая из них - "Сикстинская мадонна"(1515-19) стала эталоном для академического искусства и нормой "хорошего вкуса". Постепенно следование манере Рафаэля привело к перерождению в академизм.