Едина ты лишь не обидешь,

Не оскорбляешь никого,

Дурачествы сквозь пальцы видишь,

Лишь зла не терпишь одного …

Как и его предшественники Ломоносов и Сумароков – Державин находился во власти представлений о просвещенной абсолютной монархии как идеальном для России государственном строе. Державин пытался показать, что в основе положительных качеств Екатерины Второй как правительницы лежат ее человеческие свойства. Его «Фелица» потому так успешно справляется со своими государственными обязанностями, что она сама человек, а не бог, не сверхъестественное существо и понимает все человеческие потребности и слабости. Державин не ограничился «Фелицией»: мысли и образы этой оды развивались и в «Изображении Фелицы», и в «Видении Мурзы», и в оде «На счастье».

Сама Фелица – Екатерина Вторая была личностью довольно незаурядной, она во многом превосходила своих предшественников и предшественниц на русском троне (за исключением Петра Первого) умом, проницательностью, хитростью, образованностью. «Никто из занимавших русский престол до нее, кроме Петра Великого, не мог бы подумать о сочинении «Наказа»; никто из них не решился бы вести переписку с известнейшими мыслителями Европы» /60, с. 60/.

У дворянского общества были достаточные основания для идеализации и прославления Екатерины Второй как «матери отечества».

Образ идеальной правительницы – Фелицы – в одах Державина меняется, у него появляется критическое отношение к императрице, которую он так опоэтизировал прежде.

В «Изображении Фелицы», одна диагностическая деталь этой екатерининской Аркадии заслуживает особого внимания. В число ее обитателей не редко попадают «дикие народы». Так, например, в том же «Изображении Фелиции» в описании того, как Екатерина дарует народам свой «Наказ». Это описание Державина соотносится с сервизом Рашета, в котором так же прославлялась Екатерина и особую характеристику составляли фигурки «народов Востока» - финнов, калмыков и т.д. В обоих случаях этот этнографический набор, несомненно, выполняет панегирическую функцию. Их появление в императорской Аркадии имеет двоякий смысл.

Во-первых, перечни «диких народов» представляют собой этнографический коррелят географических атрибутов торжествующего монарха: распространение могущества и благодеяний империи может быть обозначено географически, так и этнографически. При этом, если географические вехи указывают на военно-политическое могущество монарха, этнографические приметы означают шествие императорского просвещения: в географическом пространстве монарх выступает в качестве ипостаси Марса, тогда как в этнографическом пространстве он выступает в ипостаси Минервы.

И именно здесь раскрывается второй смысл появления «диких народов». Они олицетворяют те концы вселенной, которые охватывают собой созданные императрицей Аркадии.

В светской культуре эмансипация освободила религиозно-мифологический потенциал, он был перенесен теперь на саму культуру, и поэт получил те мироустроительные харизматические полномочия, которые ранее усваивались императору.

Самый географический размах поэтической славы – это географический размах оды: поэтическая слава занимает в точности тоже пространство, что и могущество торжествующего монарха, и описывается той же самой традиционной формулой – «от … до …». И от монарха же, от Фелицы, переходит в «Памятник» несчётные народы – это те самые «дикие люди», которые раньше преображала благодать государственного просвещения.

Мифологема матерь отечество появилась тогда в русской культуре, когда в Москве 30 июля 1967 года в присутствии Императрицы состоялось открытие Комиссии об Уложении, коей надлежало обсудить «Наказ» Государыни местные наказы. 31 июля депутаты, заседавшие в Грановитой палате, постановили поднести Екатерине титул Премудрыя и Великая Матере Отечества.

12 августа Императрица приняла депутатов во дворце. Председатель комиссии генерал А. И. Бибиков просил ее «принять титло как приношение всех верных твоих подданных». Государыня ответила: «О звания же, кои вы желаете, чтобы я от вас приняла на сие ответствую: 1) на Великая – о моих делах оставляю времени и потомках беспрестрасно судить; 2) на Примудрыя – никак себя таковою назвать не могу, ибо един Бог премудр, и на; 3) Матерь Отечества – любить Богом врученных мне подданных я за долг звания моего почитаю, быть любимой от них есть мое желание». /50,с.400/ Председателю комиссии Императрица сказала с неудовольствием: «Я им велела сделать рассмотрение законов, а они делают анатомию моим качествам». /52, с. 324/

«Двор ее (Екатерины Второй), - писал граф Д. Сегюр в 1780-х гг., - был местом свиданий всех государей и всех знаменитых лиц ее века. До нее Петербург, построенный в пределах стужи и льдов, оставался почти незамеченным, и, казалось, находилось в Азии. В ее царствование Россия стала державою европейскою. Петербург занял видное место между столицами образованного мира, и царский престол возвысился на череду престолов самых могущественных и значительных». /52, с. 230/.

Ориентиром в мирской жизни становится учение о Царстве Божием, но созидаемом людьми на земле. На смену мечтаниям о Третьем Риме приходит идеал великой России. В обществе растет жажда образования и образования именно светского, а главным делом жизни человека провозглашается благородное служение государству.

Культура XVIII века характеризуется небывалым интересом к личности человека. Человек – вот тот герой, венец творения, которого воспевали в стихах, живописи, музыки, которому покланялись в XVIII столетии.

Екатерина Вторая умела окружать себя умными и деловыми людьми. Именно в ее эпоху выдвинулся ряд крупнейших, государственных, политических, военных деятелей, и творцов культуры, поддерживаемых и вдохновляемых монархиней. Галерея портретов дает полное представление о русском обществе того времени. С живописных полотен А. П. Антропова, Ф. С. Рокотова, Д. Г. Ливицкого, В. Л. Боровиковского, других художников на нас смотрит сама Екатерина со всеми императорскими знаками власти, являющаяся образцом этой эпохи, диктующая свои нормы, и представители высших аристократических кругов, военные, чиновники, духовенство, писатели, поэты, актеры, музыканты, провинциальные помещики, мастеровые, крестьяне.

Выдвижение на историческую арену ярких, деятельных людей привело к развитию портретного жанра в живописи, скульптуре, графике. Глядя на эти портреты, невольно вспоминаешь стихи Г. Р. Державина, посвященные рождению внука Екатерины Второй, в которых поэт обращается к царственному младенцу:

Будь страстей твоих владыка,

Будь на троне человек!

Мотив гуманизма в период правления Екатерины Великой становится характерным для всех сфер культуры. Для новой идеологии главной становится проблема утверждения подлинной человечности во всех областях жизни. Вот, например, образ идеального человека, как он представлялся Н.Новикову: «Разумный и добродетельный господин; он делает добро всем, кому только может. Он думает, что разум ему дан, чтобы служить государству, богатство – чтобы помогать бедным, и для того он родился человеком, чтобы быть полезным всем людям». /46, с. 95/