Литература на протяжении всего своего существования соотносилась с мифологическим наследием первобытности и древности, причем отношение это в разные периоды своего развития было разным. Мифологизированность искусства ХХ века в силу разнообразных идейных и эстетических устремлений художников, обращавшихся к мифу, далеко к нему не сводима. После того, как наука, сопоставив мифы множества стран и народов, выявила самые общие универсальные темы всякой мифологии, многие писатели стали сознательно строить свои произведения так, чтобы они воспринимались на фоне этих мифологических моделей и от этого приобретали более глубокий и многозначный смысл. Использование сюжетов и героев, заимствованных из ранее существовавших культур, стало орудием художественной организации материала, приемом, помогающим автору донести до нас главную идею своего произведения. Писатели обращаются к мифу не как к вечной модели искусства, а как к источнику поэтической образности. Обозначение существующих в современной жизни реалий через реалии мифологические позволяют авторам ярче их охарактеризовать, придать им некие глобальные, надвременные черты. Немалую роль играет и собственно цель заимствования - именно от нее зависит степень переосмысления художником мифологического прошлого, особенно, если речь идет о заимствовании не целого сюжета, а лишь его части или одного или ряда персонажей. Писатель способен придать в общем-то нейтральному во всех отношениях мифу любую дополнительную окраску: идеологическую, психологическую или социальную.

Повесть Аркадия и Бориса Стругацких «Понедельник начинается в субботу» (1964 - 1965) принято относить к жанру научной фантастики, что уже предполагает большую долю вымышленного в произведении. Для создания эффекта сказочности (подзаголовок повести - «Повесть-сказка для научных сотрудников младшего возраста») авторы вводят в текст множество вымышленных существ и героев из различных мифологий. Жанр и своеобразный сюжет делают возможным сочетание и взаимопроникновение внутри повести различных временных и культурных пластов, доходящее до органического синтеза элементов историзма, фольклора, мифологизма и социального реализма. В качестве примера приведу следующий отрывок: «Бадья показалась мне очень тяжелой. Когда я поставил ее на сруб, из воды высунулась огромная щучья голова, зеленая и вся какая-то замшелая. Я отскочил.

- Опять на рынок поволочешь? - сильно окая, сказала щука. Я ошарашенно молчал. - Дай же мне покоя, ненасытная!…Вот подохну, что будешь делать? Все скупость твоя, бабья да дурья… На последней реформе-та как погорела, а? То-то! А екатериновками? Сундуки оклеивала! А керенками-та, керенками! Ведь печку топила керенками…

- Видите ли, - сказал я, немного оправившись.

- Ой, кто это? - испугалась щука… - Ах, турист. … А я думала - опять бабка. Ведь она что со мной делает! Поймает меня, волочит на рынок и там продает, якобы на уху. …Конечно, говоришь покупателю: так и так, отпусти меня к малым детушкам, … ты меня отпустишь, а я тебе послужу, скажи только «по щучьему велению, по моему, мол, хотению». Ну и отпускают. …Ну что просить-то будешь…? Только попроще чего, а то просят телевизоры какие-то, транзисторы…Один совсем обалдел: «Выполни…за меня годовой план на лесопилке». Года мои не те - дрова пилить…» /3/.

Принимая во внимание тот факт, что «Понедельник…» относится к произведениям фантастики юмористической, можно сказать, что главная роль мифологических мотивов здесь - помощь авторам в создании комического эффекта, а также в придании повествованию настроения легкости и веселья.

В повести нет сюжета в общепринятом смысле этого слова. Произведение включает в себя три истории: «Суета вокруг дивана», «Суета сует» и «Всяческая суета». В первой из них главный герой, программист Александр Привалов, рассказывает о том, как, поехав в командировку на Соловцы, по пути знакомится с двумя сотрудниками Научно-исследовательского института Чародейства и Волшебства (НИИЧАВО), и они убеждают его пойти к ним работать. На первое время его поселяют в музей института, избу на куриных ногах, заведует которым пожилая женщина Наина Киевна, в образе которой не трудно узнать Бабу-ягу. Здесь Привалов сталкивается со многими вещами, противоречащими его тогдашнему представлению о реальности, такими как говорящее зеркало, летающий диван, волшебная палочка; знакомится с говорящей щукой, котом Василием, рассказывающим сказки, но страдающим склерозом и не помнящим ни одной из них целиком, и другими удивительными личностями, которых он раньше считал лишь персонажами сказок (все вышеперечисленные реалии и герои взяты из славянской мифологии и фольклора).

В двух других историях главный герой, уже довольно хорошо знакомый со всеми «особенностями» работы в НИИЧАВО, повествует о своих коллегах, погруженных в научно-магическое творчество, о собственных опытах и исследованиях в области магии, а также описывает различные события, произошедшие при нем.

Особое место в повести занимает «Послесловие и комментарий», где А.И. Привалов указывает на ошибки, сделанные авторами вследствие излишней эмоциональности, увлечения экзотикой института и невежества в вопросах магии как науки; он также, якобы по просьбе Стругацких, объясняет «некоторые непонятные термины и малознакомые имена» /3/.

Опираясь на текст комментария, написанного авторами от лица сотрудника НИИЧАВО, а также на само повествование, я хочу поговорить о действующих лицах «Понедельника…», заимствованных из различных мифологий.

Помимо уже упомянутых персонажей, значительную роль в произведении играют такие существа, как:

· вампир - в низшей мифологии народов Европы мертвец, по ночам встающий из могил и пьющий кровь у спящих людей (он же упырь у славян). По поверьям, им становились преступники и самоубийцы. У Стругацких существование вампиров в таком смысле отрицается, они - «маги, вставшие по тем или иным причинам на путь абстрактного зла» /3/. Лучшее средство от них, как в мифах, так и здесь, - осиновый кол или чеснок;

· василиск - мифический змей, способный убивать не только своим ядом, но и взглядом. В средние века считалось, что он выходил из яйца, снесенного петухом и высиженного жабой, и поэтому его изображали со змеиным хвостом, жабьим телом и петушиной головой. В «Понедельнике…» это «ныне почти вымерший древний ящер, покрытый перьями, предшественник первоптицы археоптерикса. Способен гипнотизировать» /3/. Два представителя этого вида содержатся в виварии института (помещение для наблюдений за существами, представляющими опасность для жизни обычных людей);

· вервольф - в германской мифологии - человек, способный обращаться в волка и нападать на людей и скот. Здесь - то же, но отрицается агрессивное поведение и стремление убивать;

· гарпии - в греческой мифологии - полуженщины-полуптицы, дочери морского божества Тавманта и океаниды Электры, живущие в Аиде. Это архаичные доолимпийские божества, их число колеблется от 2 до 5. В мифах представлены похитительницами детей и человеческих душ. Они близки к ветру и мраку, о чем свидетельствуют их имена (Аэлла - Вихрь, Аэллопа - Вихревидная, Подагра - Быстроногая, Онипета - Быстрая и Келайно - Мрачная). В повести гарпии - побочный продукт упражнений начинающих магов в области селекции;