В. К. Лукомский в помянутой выше статье вернулся к указанию Е. Бандтке. Произведя подробные и тщательные геральдические изыска­ния, он сопоставил типографский знак Ивана Федорова с гербом дворянского рода Рагозиных. Отсюда следует предположение о происхождении Ивана Федорова «из русской ветви белорусского рода Рагоз». Предполо­жение это компрометирует сам В. К. Лукомский, отмечая «непонятное отсутствие» упоминания Федоровым о своем родовом прозвании на всем протяжении его жизни, равно как и отсутствие в родовых росписях этих фамилий упоминания о «славном их сородиче».

Второе предположение Лукомского состоит в том, что Рагозины в бытность Ивана Федорова в Литовской Руси «приписали» первопечат­ника к своему гербу. Это мнение опровергается тем, что жизненный путь первопечатника, известный нам достаточно хорошо по многочисленным упоминаниям в актовой документации, ни разу не пересекался ни с одним из Рагозиных.

Мы считаем, что типографский знак «изобрел» сам Иван Федоров во Львове по примеру многочисленных краковских печатников, обяза­тельно имевших собственные марки. С печатниками этими Федоров всту­пил в контакт тотчас же по приезде. Образцом ему могли послужить водяные знаки французской бумаги. Очень близкий по рисунку водяной знак мы нашли в рукописном Четвероевангелии (собрание Московской Синодальной типографии), в котором имеются оттиски гравированных заставок из безвыходных изданий.

1.2. Годы учения

Каких-либо документальных материалов о жизни и дея­тельности Ивана Федорова в Москве у нас нет. Единственным памятни­ком ему остались напечатанные им книги. Отсутствие точною знания сплошь и рядом восполняется гипотезами. Недостатка в предположениях нет. По мнению одних авторов, дьякон Иван Федоров «приблизительно в тридцатилетнем возрасте» овдовел. «По закону он должен был по­стричься в монахи . Но Федоров не желал стать монахом-затворником. Оставалось заняться мирской, светской работой». Таким образом, основной побудительной причиной к возникновению книгопечатания на Руси объявляется раннее вдовство Ивана Федорова.

Когда такими утверждениями пестрит популярная литература, это еще можно понять. К сожалению, голословные утверждения встречаются и в работах Г. И. Коляды, который, например, категорически утверждает:

«Стремление к ученым занятиям продиктовало (Ивану Федорову) реше­ние принять сан диакона. Как «Николы чюдотворца Гостунского диякон» он в соответствии с постановлением Стоглава, несомненно, был «избран» учителем. Начавшаяся подготовка к устройству типографии раскрывала перед ним гораздо большие просторы для деятельности просветителя. И его потянуло туда. Сначала Иван Федоров был справщиком .» и т. д. и т. п.

Исследователь должен чувствовать ответственность перед современ­никами, а еще больше — перед грядущими поколениями. Неосторожно брошенное слово, документально не подкрепленное предположение, будучи преданы печати, приобретают значение документа. На него начинают ссы­латься, его цитируют. Так создается традиция, ошибка возводится в норму, становится фактом истории.

Где учился Иван Федоров типографскому ремеслу? Ответов на этот вопрос предлагалось немало. В учителях ходили Ганс Мейссенгейм Бог-биндер, Максим Грек, неизвестные итальянцы . В. В. Стасов даже отправ­лял Ивана Федорова и Петра Мстиславца в Германию учиться книгопе­чатанию. Все эти, с позволения сказать, гипотезы не имеют решительно никаких оснований.

Документальных материалов и по этому вопросу нет. Здесь, однако, ничто не помешает нам высказать категорическое убеждение — Иван Фе­доров работал и учился своему мастерству в типографии, которой вышли безвыходные издания.

В свое время был подробно рассмотрен вопрос об иностранных учите­лях наших первопечатников. Мы выяснили, что таких учителей не су­ществовало. Московские типографы самостоятельно осваивали основы полиграфической техники. Издания их постепенно улучшаются, техника совершенствуется. Они ищут — и это хорошо видно по делам рук их.

Был ли среди этих первых мастеров Иван Федоров? А. С. Зернова отвечает категорическим нет. По ее мнению, «анализ анонимных изданий со стороны шрифтов и орнамента в целом, манеры печатания, манеры нумерации тетрадей указывает на других мастеров». Как мы знаем, безвыходные издания не составляют единой группы по всем этим при­знакам. Как шрифты и орнаментика, так и «манера» печатания и нумера­ции тетрадей в первопечатных книгах различны. Если быть последова­тельным, точку зрения А. С. Зерновой следовало бы довести до крайности и утверждать, что безвыходные издания вышли по крайней мере из трех различных типографий. Выше было показано, почему такое предположе­ние неправильно.

Веские доказательства в пользу того, что Иван Федоров работал в первой московской типографии, дает анализ полиграфической техники. Наши первопечатники изобрели ряд типографских приемов, подобных которым история книгопечатания не знала. Иван Федоров заимствует некоторые из этих приемов. Он широко применяет метод набора с «пере­крещиванием» строк. Освоить его он мог только в первой московской типографии. Отсюда же заимствован метод орнаментального слепого тиснения.

Техника набора и верстки (прием «перекрещивания» строк) Апо­стола 1564 г. и Часовника 1565 г. полностью совпадает с техникой шести (из семи) безвыходных изданий. Техника двухкрасочной печати та же, что и в широкошрифтных изданиях.

Еще раз подчеркнем, что изучить все эти методы и приемы где-ни­будь в другом месте Иван Федоров не мог — ни в одной типографии мира, например, набор с «перекрещиванием» строк никогда ранее не приме­нялся. Вывод может быть лишь один — Иван Федоров принимал участие в выпуске безвыходных изданий. Именно в первой московской типографии вместе с другими мастерами ее он осваивал полиграфическую технику, шел от незнания к знанию, от неумения к мастерству.

Вывод этот логически вытекает из предпринятого ранее изучения первопечатной техники. Мы могли бы пойти дальше и высказать предпо­ложение, что Иван Федоров был из тех воспитанников Сильвестра, кото­рых благовещенский поп «на свободу попущах», «зде на Москве вскормих и вспоих, до совершена возраста, изучих, хто чево достоин, многих гра­моте, п писати и пети, иных иконного писма, инех книжного рукоде­лия». Но это предположение увело бы нас на стезю бездоказательных гипотез, против которых мы только что возражали.

2. Причины введения книгопечатания в Московском государстве

Невозможно представить современное общество без книг. Однако люди прожили большую часть своей истории. Накопленные знания одно поколение передавало другому устно, или же показывая, как надо работать, чтобы обеспечить себя пищей, жильём, одеждой. Когда люди перестали жить большими группами, когда сложились первые государства, объем, и разнообразие знаний стали слишком велики, чтобы их можно было сохранить в памяти. Да и передаваться такие сведения должны были уже не только сородичам или ближайшим соседям. Нужно было изобрести письменность и размножать написанное. Уже в Древнем мире появилась письменность.