Изменение в положении помещичьих и государственных крестьян

Экономический кризис весны 1921 года особенно остро обнаружил кризис политики “военного коммунизма”. Производство сельскохозяйственной

продукции продолжало сокращаться. Крестьянские восстания представляли общее явление”. Росло забастовочное движение. В начале 1921 года по оценке В.И. Ленина в стране наблюдался “самый большой внутренний политический кризис” — недовольство рабочих и крестьян политикой большевиков. Производительные силы России падали все более и более. И тогда В.И. Ленин понял пагубность коммунистической политики и на коммунистическом съезде в марте 1921 года выступил с предложением отказаться от нее и перейти к нэпу (новая экономическая политика). Эта политика была уступкой многомиллионному крестьянству с его индивидуальным мелкособственническим хозяйством. Практика сельскохозяйственной политики, как части общего нэпа, должна была создать естественные условия для развития мелкого товарного хозяйства. Полурыночная экономика, товарно-денежные отношения хозрасчет, самоокупаемость, самофинансирование, кооперация — вот смысл новой экономической политики. Как известно, все это приводит к расслоению мелких производителей, а впоследствии положение одних собственников ухудшается, а другие становятся зажиточными. Под воздействием такого явления и формируются социально-экономические группы. “Это есть прямое восстановление капитализма и это связано с корнями нэпа. Ибо уничтожение разверстки означает для крестьян торговлю сельскохозяйственными излишками, не взятыми налогом, а налог берет лишь небольшую долю продуктов. Крестьяне составляют гигантскую часть всего населения и всей экономики, и поэтому на почве этой свободной торговли капитализм не может не расти”, — писал Ленин. Давайте рассмотрим процесс дифференциации крестьянских хозяйств Башкортостана в период нэпа. Бедняцко-батрацкие массы — жертвы повышенной дробимости и малоземелья, целиком зависели от власти, ждали от нее льгот и благ: от 25 до 30% самых маломощных хозяйств были освобождены от налогов. Многие из них работали, но не могли выйти из нужды, не выдерживали рыночной конкуренции. Поэтому Башкирское государство всячески поддерживало бедняцкие хозяйства ссудными кредитами, сельскохозяйственным инвентарем и машиной, кредитованием на рабочий скот, агрономической помощью, определяло бедняков на работу. В хозяйственном смысле, несмотря на помощь со стороны государства, эта категория еще далеко не была устроена. По этому поводу А.А.Кушаев на V Всебашкирском съезде Советов (22 марта 1925 года) сказал: “ . необходимо со стороны правительства делать некоторые ассигновки в целях открытия общественно-полезных работ, которые направлялись бы в свою очередь на восстановление сельского хозяйства”. В деревнях для привлечения беднейших слоев открылись кооперативы. Кооперация с первых дней нэпа рассматривалась руководством страны как один из действенных рычагов недопущения роста частного капитала. Так, в письме ЦК РКП(б) “О кооперации” от 9 мая 1921 года было сказано: “Задачей кооперации является вырвать мелкого производителя от спекуляции скупщиков, направить главный приток излишков мелкого хозяйства в руки Советской власти , а не в руки возрождающегося мелкого капиталиста”. Социальный состав кооперации в Башкортостане на 1 января 1924 года составлял: безлошадных — 30%, однолошадных — 10,6%, двухлошадных — 17%, трехлошадных — 3,3%, многолошадных — 1,6%. В своем докладе на V Всебашкирском съезде (22 марта 1925 года) П.Л. Кичигин указывал на некоторые ошибки Башнаркомзема при распределении леса и предлагал в кантонах, где леса мало, “все 100% давать беднякам, ибо середняк, имеющий одну или пару лошадей, в состоянии проехать за 30-40 верст и купить себе лес и привезти его. Будь же то в 5-10 верстах от волости, то всю лесопорубочную норму в будущем году отдавать бедноте бесплатно. Этой политикой мы допекли в прошлом году крестьянство. Они начали палить лес нарочно. Выяснилось, что сама беднота палила лес для того, чтобы он не достался кулачеству”. Таким образом, ставка государства в условиях нэпа на таких собственников была малопродуктивна для разрешения проблем производства сельскохозяйственной продукции. С другой стороны, государство в условиях рынка не было заинтересовано в поддержке беднейших слоев. Например, когда большая часть ссуды выделялась бедняцкому населению, то кредитное общество являлось не кредитоспособным. Кредитование дало возможность приобрести лошадь: в течение одного севооборота бедняк не мог получить такую сумму, которая дала бы возможность вернуть эту ссуду, и он вынужден был лошадь продать и часто осенью, дешевле, плюс оплачивать проценты. В результате, крестьянин получал вред от этой ссуды. Поэтому в 1926 году открывались фонды для специального кредитования бедноты. Ссуды из фонда кредитования бедноты выдавались на рабочий скот сроком на 5 лет с уплатой к концу 2-го года 15% задолженности, 3-го года — 25%, 4-го года — 30%, 5-го — 30%, на сельскохозяйственные машины сроком на 4 года с уплатой к концу 2-го года — 20%, 3-го года — 30%, 4-го года — 50% из 6% годовых. Итак, несмотря на рыночные условия, иждивенческая психология среди бедноты сохранялась, и поэтому государство не могло выделить такую сумму, с помощью которой можно было бы восстановить бедняцкие хозяйства. В то же время в деревне под воздействием законов рынка формировались середняки и кулаки. Советское государство считало, что среднее крестьянство не принадлежит к эксплуататорам, ибо не извлекает прибыли из чужого труда. Но в деятельности партии середняк забывался, поскольку партия все время заостряла внимание на необходимости работы среди бедноты. Середняцкий слой за десятилетие советской власти вырос численно втрое, составив 61—63% по Союзу. Он поднялся главным образом из бедняцко-батрацких рядов, получивших от государства землю, кредиты, льготы. Осереднячивание продолжалось и в середине 20-х годов. Около 1 млн бедняцких хозяйств пополнило середняцкий слой в 1924—1926 годах. В Башкортостане в середняцкую группу (52%) входили хозяйства с доходностью от 200 до 400 руб., и по посевности от 3 до 7 десятин с учетом обеспеченности их рабочим скотом и по коровности. В среднем на одно середняцкое хозяйство приходилось 5,4 души. В условиях частной инициативы в деревне формировался зажиточный слой —кулаки.

Правительство к этому классу имело определенный подход: “торгуй, наживайся, мы это тебе позволим, но втрое подтянем твою обязанность быть честным, давать правдивые и аккуратные отчеты, считаться не только с буквой, но и с духом коммунистического законодательства, не допускать ни тени отступления от наших законов”.В группу зажиточно-кулацкую (12%) входили хозяйства с доходом от 500 до 1000 руб. и выше с наличием нетрудового дохода на хозяйство от 440 до 550 руб. Кроме доходности учитывали обеспеченность посевом и скотом. В отношении определения зажиточной группы (6—7%) учитывали целый ряд показателей, характеризующих эту группу как группу, переросшую середняцкие хозяйства по наличию доходности, обеспеченности инвентарем и скотом, которая по своему экономическому укладу стоит на грани перехода к кулацкой верхушке. На кулацкую группу приходилось 11% доходов деревни и ее доходы были выше середняцких в 2—2,5 раза, а бедняцких в 4—4,5 раза. Она владела примерно 16% всех средств производства и почти 22% сельскохозяйственных машин и орудий, в то время как на 26% бедняцко-батрацких групп приходилось 5% средств производства и всего 1,5% сельскохозяйственных машин и орудий. Поэтому основным кредитором мелкого крестьянина являлся более зажиточный сосед. Например, государство, выдавая ссуду, определенно рассчитывало на увеличение площади посева, а потому каждый пуд должен был пойти строго по назначению — быть засеян. Поэтому в первую очередь удовлетворялись крестьяне, имеющие лошадь, но не имеющие семян, во вторую — безлошадные, но обязательно под поручительство сельского общества или отдельных граждан, что им будет оказана помощь в засеве. Итак, бедноту могли кредитовать при условии, если она предоставит поручительство от зажиточной части. Бедняк должен был идти клянчить поручительство, чтобы получить ссуду.