Если Просвещение, проектируя человеческий мир по своему образу и подобию, стремилось образумить человека, то, по мнению Руссо, дело заключается скорее в очеловечении разума. Часть его аргументов направлена не против разума, как таково, а против определенной его формы, которая враждебно противостоит человечности, нравственности. Но как понять более общие тезисы типа: «Состояния размышления – это уже состояние почти что противоестественно»? К ним нельзя прийти помимо «состояния размышления». Выясняя специфику позиции, являющейся подобного рода парадоксы, мы находим, что просветительский «светоч разума» ориентирован на внешний мир и готов рассеять мрак по всюду, но не в себе самом.

Картезианский метод сомнения сделал рассудок критичным по отношению ко всякому привходящему в него содержанию, но не к себе самому. Руссо распространяет метод сомнения на саму форму мыслящего рассудка и показывает, что, выступая против предрассудков, рассудок сам в то же время покоится на одном из них – на мнении о собственной непогрешимости. Ис-пытывая метод рассудка на нем же самом, Руссо не отвергает рассудка, а, напротив, интенсифицирует и оживляет его. К мнению рассудка о непререка-емости своего авторитета в деле утверждения истины – непроанализирован-ному, принятому «на веру»- присоединяется отличное от его «самомнения» еще одно мнение о нем. Оба мнения, со-мнения, одинаково рассудочные, расчле-няют содержание представления рассудка о себе самом, благодаря чему появляется специфическая форма движения рассудка к разуму.

Это возведение первого ко второму по существу критично.На языке рассудка

Руссо рассказывает о противоречивости не только просветительских ценностей

признававшихся положительными, но и самого рассудка. Разум в форме рассу-дка, провозглашаемый просветителями сущностью человека, оказывается способным перечить самому себе – не только освещать противоречия, но и «светиться через противоречия».

Сущностью человека является свобода, способность повиноваться или противиться велению природы. В первоначальном состоянии он не отрывался от этой своей сущности, но теперь он не свободен – это осязательный факт «Человек рождается свободным, но повсюду в оковах. Руссо противополож-ностей двух последовательных состояний и стремится дать рациональное и естественное объяснение переходом от одного к другому: необходимо предпо-ложить самой человеческой природе способность ее реализации не только в соответствии с собою, но и в противоположности себе самой. Если верно, что у человека в ходе его развития могли появиться желания и возможность выйти из первоначального состояния, «то винить в этом надо бы природу, а не того, кого она таким именно создала». Недаром почти век спустя после написания мимики Руссо стал предметом особого внимания Маркса стало именно «то, что человеческая сущность опредмечивается бесчеловечным образом, в противопо-ложность самой себе.

И так Руссо решается изобразить современное состояние, ситуацию человека в гражданском обществе как превращенную форму естественного состояния и представить это превращение, трансформацию одного в другое как естествен-ный процесс в его необходимом и закономерном развитии. Здесь его учение «почти нарочито выставляет напоказ печать своего диалектического происхождения». До сколько-нибудь значительной эксплицитной разработки диалектики как философского метода Руссо прямо приступает к применению ее и дает высоко оцененного Энгельсом образцы диалектического подхода.

« Первоначальное состояние» признано у Руссо естественным не потому, что во имя него следовало бы отречься от достижений цивилизации, а потому, что в нем люди независимы друг от друга, живут в согласии со своей собственной и окружающей природой. Они отличаются от других животных способностью к самосовершенствованию, и это способность выводит их из полу животного состояния. Коренной перелом в развитии человеческой природы Руссо связывает с появлением частной собственности. Появилась собственность исчезло равенство. В этом новом качественном состоянии свобода, сущность человека, приняла отчужденную форму и в ней как в своем «инобытии» утратила свою первоначальную целостность, распалось на противоположности: «господство» и «подчинение». Оба эти моменты принадлежат системе отношений, несовместимых с первоначальной свободой. В самом деле, «очень трудно привести к повиновению того, кто сам отнюдь не стремится повелевать, и самому ловкому политику не удастся поработить людей, которые не желают ничего другого, как быть свободными». С другой стороны, в гражданском обществе вообще нет свободных, в известном смысле все - рабы: каждый позволяет угнетать себя лишь постольку, поскольку сам больше дорожит господством, чем независимостью, и соглашается носить оковы, чтобы иметь возможность в свою очередь налагать цепи на других. Отношение господина к покоренному не остается однонаправленным, а с необходимостью развивается в более сложное взаимоотношения, имеющие результатом зависимость господина от раба, - это процесс раскрытия того факта, что господин уже «в себе» несвободен.

Отношение человека к природному предмету вполне сопоставимо у Руссо с отношением человека к другому человеку и к самому себе. Местами он даже не находит нужным проводить особое различие между природой человека и окружающей природой. Для него насилие над внешней природой, в которое выливается систематическое преобразование и подчинение ее, есть коррелят и проекция преобразующейся, точнее, преобразуемой человеком собственной природой человека: «Подобно тому как, чтобы установить рабство, пришлось совершить насилие над природой, так и для того, чтобы увековечить право рабовладения, нужно было изменить природу». Стремление к господству над природным миром, покорение природы подчинение ее уже предполагает, что первоначальная сущность самого человека претерпела коренные изменения. Основной «клеточкой» нового состояния стал собственник. Он стремится лишить природный предмет его самобытности, присвоить себе его самостояте-льность, подчинить своей власти, превратить в собственность. О «задушевной слитности» с природой в этом состоянии уже не может быть и речи: человек теперь противостоит природе. Насилие над ней есть одновременно и насилие над собою. Природный предмет, казалось бы, оказывает обратное воздействие и как ба мстит за приниженность своему властелину: человек оказывается «подвластен, так сказать, всей природе, и в особенности себе подобным». Тем самым Руссо лишь разъясняет просветительский тезис о том, что природа побе-ждается подчинением ей, - тезис, не до конца понимаемый самими его восторженными провозвестниками. Руссоистское мышление оборачивается против просветительского не потому, что отходит от позиции последнего, а потому, что последовательнее развивает ее, глубже раскрывает ее смысл.

Способность человека к самосовершенствованию, которая вывела его из состояния дикости, стала одновременно и источником всех его несчастий: «именно она, способствуя с веками расцвету его знаний и заблуждений, поро-ков и добродетелей, превращает его со временем в тирана самого себя и природы». Это человеческая способность с энтузиазмом признается и просветителями, но принимается только в абстрактной ее форме, вне качес-твенного ее изменения, вне развития: самосовершенствование всегда означает благо, прогресс и не где не ставится под сомнение, тогда как у Руссо как раз современная форма самосовершенствования человека вызывает сомнение: он находит, что с появлением частной собственности «дальнейшее развитие представляет собою по видимости шаги к совершенствованию индивидуума, а на деле – к одряхлению рода», т.е. что прогресс есть одновременно и регресс: человек впадает в состояние более низкое, чем то, из которого вышел. В этом новом качественном состоянии самосовершенствование выступает в противоположность самому себе, как самодеградация. То, что цивилизовало людей, привело также к упадку рода. Прогресс выступил в антагонистичной самому себе форме. Таким образом, социальное развитие понято у Руссо по сути диалектически - никак монотонные увеличения, наращивание одного и того же качества, а как переход в новое качество, свою противоположность, как внутреннее расщеп-ление первоначального единства на противостоящие ему, а также друг другу и