11 декабря Суворов получил приказ поспешить к Измаилу и принять начальство над осадным корпусом.

Даже с теми подкреплениями, которые были подтянуты Суворовым, он располагал всего 30 тысячами человек. Осад­ной артиллерии почти не было, снарядов для полевой артил­лерии — только один боевой комплект.

«Обещать нельзя», — резюмировал Суворов в донесении Потемкину свои наблюдения и тотчас начал готовить штурм.

Военная история не знала прецедентов, когда бы подго­товка такого грандиозного предприятия заняла так мало вре­мени и вместе с тем была настолько тщательна и систематич­на. Войска обучались технике штурма, беспрерывно шло заго­товление фашин и лестниц. Суворов ежедневно появлялся среди солдат, наставляя их, ободряя, внушая каждому мысль о необходимости штурма, внедряя в каждого уверенность в успехе.

Суворов пришел к решению, что наиболее подходящая для штурма та сторона крепости, которая примыкает к Дунаю. Отсюда турки не ждали удара, и укрепления здесь были ме­нее значительны. В связи с этим главный удар Суворов решил направить в эту сторону. Задача остальных колонн сводилась к тому, чтобы вынудить турок рассредоточить свои силы на всем шестиверстном протяжении крепостного вала.

Штурм был назначен на 22 декабря.

Всего восемь дней прошли с момента появления Суворова в русском лагере, но за эти дни войска преобразились. Среди солдат и офицеров парили большой подъем и готовность к подвигу.

Весь день 21 декабря происходила усиленная бомбарди­ровка крепости; с русской стороны действовало почти 600 ору­дий. Турки энергично отвечали. К вечеру канонада затихла. Так как дело происходило в период самых коротких дней, ре­шено было начать штурм за два часа до рассвета, чтобы ус­петь до вечера подавить все очаги обороны.

В ночь перед штурмом никто не спал. Начальникам было предписано оставаться при своих частях, запрещено было вы­водить батальоны до сигнальной ракеты, «чтобы людей не утруждать медленном к приобретению славы».

Суворов лично обошел фронт, вспоминая историю каждого полка, прошлые битвы, запросто здороваясь с ветеранами и ободряя молодых. Потом он вернулся в свою палатку и при­лег. Он был необычно сосредоточен, весь ушел в себя. Полу­ченное им письмо от австрийского императора осталось нерас­печатанным; он прочел его только на следующий день.

В 3 часа ночи взвилась первая ракета, и войска выступили к назначенным местам. По второй ракете они подошли к сте­нам на 300 шагов. В половине шестого утра, по третьей ра­кете, колонны двинулись на приступ.

Турки узнали о дне штурма и были наготове. «Крепость казалась настоящим вулканом, извергавшим пламя,—вспо­минает в своих мемуарах Ланжерон. — Мужественно, в стройном порядке, решительно наступали колонны, живо подходи­ли ко рву, бросали в него свои фашины, по две в ряд, спуска­лись в ров и спешили к валу. У подошвы его ставили лестни­цы, лезли нп вал и, опираясь на штыки, взбирались наверх. Между тем стрелки оставались внизу и отсюда поражали за­щитников вала, узнавая их по огню их выстрелов».

Осажденные дрались отчаянно. Они производили много­численные вылазки, тесня и опрокидывая русские батальоны.

Бойцы смешались в предрассветной мгле. Крики «ура» и «ал-ла» беспрестанно сменялись, указывая, на чью сторону кло­нится успех. Начальники колонн Мекноб, Безбородко, Львов, Марков были ранены.

Суворов расположился на кургане, зорко следя за пери­петиями сражения и беспрестанно посылая ординарней с рас­поряжениями. Резервов у него было мало, но предназначен­ный для этой цели отряд казаков он использовал с максималь­ными результатами, неоднократно выручая попадавшие в тя­желое положение части.

В 8 часов утра внешний вал был взят. Битва перекинулась в город. Каждую улицу приходилось завоевывать, каждый дом представлял собой стойко защищаемую крепость. Русская полевая артиллерия открыла огонь вдоль улиц. К 11 часам дня исход сражения определился. Русские войска со всех сто­рон надвигались на центр города, сжимая турок в железное кольцо.

Татарский хан Каплан-Гирсй предпринял отчаянную по­пытку отбросить русских. Во главе трехтысячного отряда он напал на черноморских казаков, порубил многих из них и прорвался в тыл русским полкам. Подоспевшие егери и гре­надеры ликвидировали прорыв, отряд Гирея был окружен и уничтожен.

Близилась развязка. Турок выбивали из горящих домов, из «ханов» (больших каменных строений). В одном из таких «ханов» погиб комендант крепости Айдос-Мехмед. Общий хаос увеличился оттого, что из конюшен вырвалось несколько тысяч лошадей и в бешенстве носилось по улицам.

К сумеркам сопротивление было окончательно сломлено.

В этом штурме участвовал, в качестве начальника одной из колонн, М. И. Кутузов. Суворов так отозвался о нем:

« .Генерал-майор и кавалер Голенищев-Кутузов оказал новые опыты искусства и храбрости своей; преодолев под сильным огнем неприятеля все трудности, взлез на вал, овладел бастионом, и когда превосходный (в значении—превосходя­щий численностью. —К. О ) неприятель принудил его остано­виться, он, служа примером мужества, удержал место, превоз­мог сильного неприятеля, утвердился в крепости и продолжал потом поражать врагов .»

Потери турок были очень велики. По приблизительному под­счету, в Измаиле было убито около 26 тысяч турок и взято в плен 9 тысяч.

Русские потеряли во время штурма около 10 тысяч чело­век. Из 650 офицеров 400 было убито или ранено.

Весть о падении Измаила произвела во всей Европе оше­ломляющее впечатление. Заседавшая в Систове враждебная России конференция держав прервала свои работы; турецкое правительство впало в уныние.

Суворов, проведший еще дней десять в Измаиле, был засыпан летевшими со всех концов поздравительными письмами.

Но екатерининская Россия еще раз зло посмеялась над ним. Ему было суждено почувствовать, что недовольство фа­ворита значит для царицы больше, чем любые подвиги полко­водца.

Явившись для личного рапорта к Потемкину, Суворов раз­говаривал с ним в независимом, гордом тоне и этим навлек на себя немилость всемогущего вельможи.

Как следствие этого, он не только не получил фельдмар­шальского жезла, на что надеялся, но вообще обидно .малую награду и в довершение был отозван с турецкого фрон­та и направлен в Финляндию для укрепления русско-шведской границы.

Снова в Польше.

В Финляндии Суворов пробыл до конца ноября 1792 года. то есть около полутора лет. За это время он создал превос­ходную систему крепостей. Затем он был переведен на юг России и назначен командующим войсками Екатеринославщины, Крыма и вновь присоединенного Очаковского района. И здесь он быстро привел в порядок инженерно-оборонительные сооружения. Но состояние духа его было очень тяжелым. За­вистники и недоброжелатели строили ему всяческие козни, клеветали на него, мешали в работе. Из создавшегося не­выносимого положения Суворов нашел выход в связи с новой войной.

В начале 1794 года русский гарнизон, размещенный в Варшаве для обеспечения прежних договоров с Польшей, под­вергся внезапному нападению. Это послужило сигналом к от­крытию новых военных действий между Польшей и Россией. На первых порах русские войска оказались бессильны спра­виться с поляками, которыми предводительствовал даровитый и решительный шляхтич Тадеуш Косцюшко.