В. В. Энгельгардт (1785-1837) - внук одной из сестер любимца Императрицы Екатерины П князя А.Г.Потемкина-Таврического по словам князя П.А.Вяземского : " хорошо и всенародно был знаком Петербургу. Расточительный богач, не пренебрегавший увеселениями жизни, крупный игрок, впрочем кажется на своем веку более проигравший, нежели выигравший, построитель в Петербурге дома: сбивавшегося немножко на Пале-Рояль (Старинный дворец герцогов Орлеанских в Париже, часть которого в 18 веке сдавалось под магазины, кафе, игорные дома и т.д.) со своими публичными увеселениями, кофейнями, ресторанами. Построение этого дома было событием в общественной жизни столицы и в 30-е годы этот дом служил местом встреч всей петербургской светской молодежи ."

После открытия в доме у Энгельгардта маскарадов один из журналистов, хотя и в рекламных целях писал: " Вот храм вкуса, храм великолепия, открыт для публики! Все что выдумала роскошь, что приобрела утонченность общежития соединено здесь. Тысячи свеч горят в богатых бронзовых люстрах и отражаются в зеркалах, в мраморах и паркетах. Отличная музыка гремит в обширных залах ."

В маскарад у Энгельгардта мог прийти любой желающий, заплативший за билет. Поэтому на нем присутствовали как представители высшего света, так и достаточно широкой части городских слоев, что также вносило в стиль общения определенную долю вольности.

Современник так описывает одну из маскарадных сцен:

" Било одиннадцать. Первая комната Энгельгардтова дома пестрела разноцветными костюмами. Вдруг дверь в прихожую отворилась. Вошла дама в черной маске. Один из мужчин насмешливо спросил:

- Beau maskue, ты приехала одна?

- Как можно, отвечала маска, покачивая головой, и оглянулась: старик мой тащиться за мной. Вот он.

В эту минуту, ничего не подозревая вошел в прихожую какой-то почтенный генерал. Бывшие там мужчины встретили его громким смехом, окружили и рассказали причину своей веселости. Генерал просил показать затейницу: ее уж и след простыл.

Между тем в зале уже начиналось движенье; настал законный час непринужденной веселости. Маскарад одушевился; все старались любезничать; все шутили и позволяли шутить с собой "

Долли Фикельмон, жена австрийского посланника под именем мадемуазель Тимашевой и переодетая, сопровождала однажды на маскарад также переодетую Императрицу Александру Федоровну - жену Николая 1. В своем дневнике она так описывает это посещение: " Царица смеялась, как ребенок, а мне было страшно, я боялась всяких и н ц и н д е н т о в. Когда мы очутились в этой толпе, стало еще хуже - ее толкали локтями и давили не с большим уважением, чем всякую другую маску ."

Психологической основой любого публичного маскарада, особенно в котором присутствовали люди разных социальных слоев была невозможность понять, как вести себя с переодетым собеседником, потому что всякое общение чревато непредсказуемостью и сюрпризами и в отличии от аллегорического маскарада, где сюрпризы входили в "сценарий" здесь они были не обязательно приятными. Хотя светское общество, приезжавшее в маскарад было не столь многочисленно и в большинстве своем хорошо знало друг друга неизвестность и таинственность масок от этого не уменьшалась.

Ощущение тревоги, неуверенности возникало главным образом потому что Маскарад создавал для всех его участников ситуацию противоположную бытовой обстановке светского этикета. в котором все роли расписаны и предсказуемы и к тому же строго означены костюмом.

В иерархической социальной структуре костюм означает определенное положение, следовательно смена костюма предполагает и изменение социальной роли. В маскараде же люди носят "чужие" одежды, причем с одной стороны, эти костюмы и маски своеобразно уравнивали присутствующих: "Здесь все братья, Для того и маска, чтобы уравнять сословия ." с другой же стороны, Маскарад все менял местами, можно сказать переворачивал с ног на голову:

"Маскарад, как известно свет наизнанку. Мужчины скромничают и порой даже краснеют. Женщины бегают за мужчинами, шепчут любовные признания, назначают свидания, упрекают в ветрености" писал современник.

Если в обыденной жизни одевание чужого костюма не соответствующего социальному статусу выглядел почти что оскорбительно. то для Маскарада это переодевание законно, дававшее возможность побыв в одежде другого человека, забыть о собственной социальной роли.

Участники маскарада имели негласную свободу вести себя экстравагантно и совершать поступки никак не соответствующие светскому кодексу поведения. Здесь можно было интриговать и дразнить. завлекать и шутить не рискуя ни своим именем, ни своей репутацией, потому что время Маскарада ограниченно вечером, а пространство границами дома.

Несмотря на то, что в залах маскарада звучит музыка, это скорее фон, чем танцевальные мелодии.

В маскараде танцевали немного. главным же занятием участников было общение и интрига:

- Твое имя! Прошу тебя, скажи, кто ты !

Обращается один из присутствующих к интригующей его даме.

-Угадай!

- Не смею. Но ты так мила, так снисходительна, что верю не откажешь мне в счастии увидеть тебя без маски.

- Изволь.

- Место!

- Михайловский театр.

- День ?

- Будущая среда.

-Знак?

- Во время антракта я уроню в партер афишку.

- А я могу ли тебе ее вручить ?

-Если ты меня узнаешь, почему же нет! .

- Постараюсь! Куда же ты? Поговори еще со мною . я еще не успел ничего сказать.

- Поздно ."

- Позволь мне проводить тебя до кареты.

- О, нет! Это противно законам маскарада ."

Если в маскараде и существовали какие то ограничения то единственно лишь в целях защиты вольностей маскарада. Например, если участник маскарада желает проводить интриговавшую его даму до кареты то в слышит в ответ: " О нет ! Это противно законам маскарада ." т.к. по карете можно определить кто эта незнакомка интриговавшая его весь вечер.

У Маскарада свои законы, свои вольности, свои комедии и свои трагедии и он мало чем напоминал традиционные балы с их этикетом и строгим распорядком. Один из литераторов того времени так попытался изобразить взгляд иностранца на публичный маскарад в России:

"Кроме плясок и сидячих собраний, есть у них один род ходячего собрания, называемого редут или маскарад. Мужчины и женщины, налепив себе на лицо странные рожи, нечто в роде носов из теста, употребляемых нашими паяцами, и закутавшись в покрывала из черного и красного левантина, сперва посидят немного, а потом вдруг все встают и начинают в страшном беспорядке кружить по зале. Тогда каждый, по росту и телодвижениям, старается узнать ту барыню, к которой клонится его сердце. Так как бедствие ревности неизвестно мужьям тех стран и при том дело происходит как будто за занавесом, то, отыскав друг друга, они схватываются подруки и преспокойно уходят туда, где их душам угодно .

А вот разговор услышанный тут же на маскараде:

" Вы будете опять скрываться, как на первом маскераде?