С молодых лет направление мысли Мольера было предуказано уче­нием французского философа-материалиста Пьера Гассенди.

Характерен и круг людей, с которыми был дружен Мольер. Еще молодым человеком он сближается с лицами, склонными к занятиям философией и литературой. Это Клод Шапель, обладатель живого иро­нического ума, ставший впоследствии писателем-памфлетистом; это Франсуа Бернье—в будущем автор смелого политического трактата; это драматург и философ Сирано де Бержерак. В провинции Мольер сближается с веселым поэтом-эпикурийцем д'Ассуси, с братьями Пье­ром и Тома Корнель. В Париже Мольер дружит с молодым Депрео Буало, с философом-гассендистом Ла Мот ле Вайе, с вольнодумной жен­щиной Нинон де Ланкло, с просвещенной дамой г-жой Саблиер, с юным Жаном Расином и, наконец, Лафонтеном, сказавшим как бы от имени всех собеседников и единомышленников Мольера: «Это мой человек».

Единство литературного и актерского творчества — действительно характернейшая черта гения Мольера. Величайший драматург Фран­ции начал свое вхождение в театр как актер и оставался актером всю свою жизнь. Это обстоятельство имеет огромное значение, и дело не только в том, что пребывание на сцене способствует лучшему знанию законов театра. Главное в том, что, находясь тридцать лет на подмост­ках, Мольер собственной сценической практикой продолжал непрерыв­ную французскую театральную традицию, развивая и согласовывая ее с требованиями жанра высокой комедии. Не только на самой сцене театра Мольера, но во всем внутреннем строе его комедий была сохра­нена стихия вольной площадной игры, открытая форма лицедейства, яркие краски масок, динамика внешнего построения действия — при том, что на подмостки были возведены современные типы и были по­казаны нравы и быт живой действительности.

Вступив на театральную стезю в юные годы,— и для этого отка­завшись от должности «королевского обойщика» и от карьеры адво­ката,— Мольер был полон светлых надежд. Он сдружился с семейством Бежаров, увлеченных театральным любительством. Старшая в семье дочь, Мадлена, была уже профессиональной актрисой. Влюбленный в театр, Жан-Батист влюбился и в Мадлену. Естественно, что он мечтал выступать со своей подругой в героическом репертуаре. Будущее рисо­валось заманчиво, но познал он пока что лишь тернии актерского ремесла.

И беда была не только в ошибочном выборе героического амплуа. Любительская труппа, в которую вошел Мольер, не могла, конечно, со своим малооригинальным репертуаром и слабой актерской техникой, соперничать с двумя стабильными парижскими труппами — Бургундским отелем и театром Маре. С трудом протянув сезон 1644 года, театр оказался кругом в долгах, и Мольеру, взявшему на себя финансовую ответственность, даже при­шлось отсидеть в долговой тюрьме.

Но юные энтузиасты не пали духом. Бросив неприветливую сто­лицу, они отправились в провинцию и пробыли там долгие двена­дцать лет.

Годы пребывания Мольера в провинции совпали с грозным време­нем Фронды (1648—1653), когда бунты, возглавляемые «принцами крови», перемежались с народными восстаниями, а иногда оба антипра­вительственных движения сливались в единый поток. Города, которые посещала труппа Мольера, не раз соседствовали с теми местами, где пылала гражданская война.

И хоть такой путь лавров не сулил, но хохота и аплодисментов было предостаточно. Пройдут годы, и Мольер в серьезном споре ска­жет: «На мой взгляд, самое важное правило — нравиться. Пьеса, кото­рая достигла этой цели,— хорошая пьеса». Этому «правилу» Мольера «научили, конечно, не книги, не ученые «поэтики», а сцена, его собственный артистический успех. Фарсы Мольера вроде «Ревности Барбулье» или «Летящего доктора» были чистыми «безделками», но они имели немалый смысл для формирования новой комедии, ибо были, по словам французского литературоведа Г. Лансона, той «народной почвой, которую она уходит своими корнями».

В анналах истории мирового театра пять лет—с 1664 по 1669, за которые были написаны «Тартюф», «Дон Жуан», «Мизантроп», «Жорж Данден» и «Скупой»,— сопоставимы только с пятилетием создания «Гам­лета», «Отелло» и «Короля Лира».

Антон Павлович Чехов

Он родился в провинциальном Таган­роге, в семье неудачливого, вскоре вконец разорившегося мелкого куп­ца. В детстве и юности — обычные гимназические и студенческие будни. В 1884 г. Антон Павлович окончил ме­дицинский факультет Московского университета. Начиная с первого кур­са, он много печатался в развлекатель­ных журналах «Будильник», «Осколки», «Зритель», «Сверчок», «Стрекоза». В са­мых скромных жанрах — короткого юмористического рассказа, фельето­на и даже подписей под карикатурами и рисунками.

Природная наблюдательность, об­щительность, разнообразные впе­чатления, сопутствовавшие профес­сиональным занятиям медициной, сказались в творчестве Антоши Чехонте (наиболее частый его псевдо­ним в те годы) изобилием тем, сюже­тов, персонажей. Впоследствии Антон Павло­вич сам изумлялся «целым горам» написанных им в ту пору рассказов. К ранним, может быть даже студен­ческим, годам, по-видимому, относит­ся и не публиковавшаяся при жизни писателя пьеса «Безотцовщина», в ко­торой уже были «зёрна» его будущей драматургии.

Уже в это время стала складывать­ся специфически чеховская художест­венная манера — немногословность, внешняя беспристра­стность. Так, первые строки более поздне­го рассказа «Скрипка Ротшильда» (1894 г.) сразу приобщают читателя к мыслям гробовщика Якова и ко всему его угрюмому душевному складу: «Го­родок был маленький, хуже деревни, и жили в нём почти одни только ста­рики, которые умирали так редко, что даже досадно. В больницу же и в тюремный замок гробов требовалось очень мало. Одним словом, дела бы­ли скверные». Сугубой краткости добивался Че­хов и в описаниях природы. Меткими, выразительными, удачно сгруппиро­ванными деталями создаётся единое настроение: «На плотине, залитой лунным светом, не было ни кусочка тени; на середине её блестело звездой горлышко от разбитой бутылки . Ни­что не двигалось. Вода и берега спа­ли, даже рыба не плескалась .» («Волк», 1886 г.).

Драматургия Чехова строилась с учетом достижений прежде всего русской литературы, в частности, драматических произведений И. С. Турге­нева и А. Н. Островского. Вместе с тем пьесы Чехова — шаг вперед в мировом искусстве. Он начинает новый этап в развитии драматургии, обогащая опыт своих великих предшественников новыми достижениями, уг­лубляя и расширяя возможности изображения жизни. Художественные открытия Чехова, в свою очередь, становились источником для дальнейшего развития дра­матического искусства во всем мире.

В пьесах 90—900-х годов Чехов последовательно и решительно отказывается от какой бы то ни было сю­жетной заостренности, напряженности в развитии дей­ствия, сценических эффектов. Иными словами, в его пьесах явственно ощущается отказ от событий как основы драматургического движения. Даже эффектней­шие сцены (по старым меркам) самоубийства героя или дуэли со смертельным исходом («Чайка», «Три сестры») выносились им за сцену.