К сожалению, значительная часть валюты, принадлежавшей Эстонии, оказалась заморожена во Внешэкономбанке, но тем не менее эту задачу удалось выполнить. До присоединения к Советскому Союзу Эстонии принадлежало 11 тонн золота. И хотя из этого количества 2.9 тонны, хранившиеся в Швеции, были в свое время переданы СССР, остальную часть удалось получить назад [1, c.11-12].

Однако, этого оказалось недостаточно: стоимость золота оказалась меньше 120 млн. долларов, необходимых, по мнению экспертов, для успеха реформы. Для того, чтобы увеличить покрытие кроны, 27 января 1992 года Верховный Совет Эстонской Республики издал постановление “О валютном резерве ЭР”, которое предписывало выделить из государственного лесного фонда резервные лесосеки стоимостью 150 млн. долл. и передать их в качестве валютного резерва на баланс Банка Эстонии [2, c.66]. Конечно, в этом случае под угрозу было поставлено благосостояние будущих поколений (проданный лес восстанавливается очень медленно), но ставка оправдывала риск: если бы не удалось убедить мир в устойчивости кроны, то, возможно, исход реформы был бы куда менее благоприятным, а другого шанса поправить положение уже бы не представилось.

2.1.4. Законодательная база денежной реформы. Перед проведением реформы правительство заявило, что после введения кроны экономика Эстонии начнет играть по новым правилам. В течении первого полугодия 1992 года был принят целый ряд законов, заложивших предпосылки стабильности эстонской кроны.

Принятое в апреле 1992 года постановление правительства Эстонии “О нормализации обращения наличных денег” предписывало осуществлять сделки на сумму свыше 1000 рублей только по безналичному расчету. Это же постановление давало банкам право устанавливать для юридических лиц лимит кассы- предел, превышать который предприятия не имели права [3, c.283-284]. Сейчас нам это может показаться немножко диким (“банк будет мне указывать, сколько я имею права снять со своего счета, а сколько нет”), однако в тех условиях принятие подобного нормативного акта было весьма целесообразным. Во-первых, становление цивилизованного денежного обращения требовало определенного контроля за направлением денежных потоков. Во-вторых (и это-самое главное), Эстония переживала в то время сильнейший кризис наличности: Центральный Банк России, в руках которого находился печатный станок, не присылал в республику новых купюр, часть денег, как я уже писал, вывозилась из Эстонии, а инфляция держалась на очень высоком уровне. Зарплату задерживали неделями, и в этих условиях успешное проведение реформы требовало по крайней мере относительной стабилизации и уменьшения ажиотажного спроса на наличность.

20 мая, за месяц до обмена денег, Верховный Совет ЭР принял целый ряд законов, направленных на обеспечение денежной реформы. Согласно Закону о деньгах, эстонская крона после проведения реформы становилась единственным законным платежным средством на территории Эстонии, причем как кредитные учреждения, так и другие юридические лица были обязаны принимать кроны без ограничений при совершении любых сделок [5, c.422]. Значение этой нормы было довольно велико: в Эстонии перед реформой наряду с рублевым было очень распространено и валютное обращение. Однако после проведения реформы такая ситуация была неприемлима: во-первых, это подорвало бы престиж кроны, во-вторых, это замедлило бы формирование валютного покрытия новой денежной единицы (вместо того, чтобы “покупать” кроны в обменных пунктах, туристы предпочли бы расплачиваться долларами или марками), в-третих, затруднило бы проведение денежной политики государства (если количество крон в обращении Банк Эстонии мог регулировать, то на выпуск в оборот, скажем, финской марки он влиять не мог). Обязательность кроны к приему всеми предприятиями позволила несколько ограничить бартерные сделки: о какой цивилизованной денежной политике может идти речь, если значительная часть продукции реализуется посредством натурального обмена?

“Закон об иностранной валюте” предусматривал следующие нормы: во-первых, после проведения реформы валюту можно использовать только для внешних рассчетов [4, c.423]. О значении подобного нововведения я уже говорил.

Во-вторых, валюта, поступающая на счета юридических лиц, подлежала обмену на кроны по официальному курсу на день конвертации [4, c.423]. Это положение, безусловно, ограничивало свободу предприятий распоряжаться своими заработанными деньгами, однако тогда этот шаг был вполне оправдан: чрезвычайные ситуации требуют и чрезвычайных решений, а от регулярности прироста валютных резервов зависела и судьба денежной реформы, и будущее эстонской экономики вцелом.

В-третих, юридические лица были обязаны переводить заработанную за границей конвертируемую валюту в Эстонию в течении двух месяцев со дня ее поступления [4,c.424]. Смысл этой статьи был тот же самый, что у предыдущей, хотя восторгов у предпринимателей она должна была вызвать еще меньше: уж больно все это похоже на действия Внешэкономбанка СССР.

Впрочем, данные ограничения смягчались следующей нормой: Банк Эстонии (БЭ) гарантировал и обмен крон на валюту по официальному курсу [4,c.424]. А значение этого положения переоценить трудно: наконец-то в законе декларирована пусть внутренняя, но все же конвертируемость.

В-пятых, выдача и принятие внешних займов подлежали регистрации в БЭ, иначе эти сделки считались недействительными [4,c.424]. Это дало БЭ возможность контролировать отток капиталов и процентных выплат, накладывая вето на сделки, способные нанести ущерб экономике государства.

В-шестых, закон разрешал свободный вывоз капитала, ранее ввезенного в страну в качестве инвестиций, а такжей свободный вывоз дивидендов, получаемых в Эстонии. В остальных случаях вывоз валюты осуществляется согласно правилам, утвержденным БЭ и согласованным с правительством [4, c.424-425]. Внешние инвестиции-залог нормального функционирования эстонской экономики, и естественно стремление максимально упростить вопросы, связанные с инвестированием капитала в Эстонию. В то же время Эстония слишком бедная страна, чтобы позволить себе бесконтрольный отток валюты.

В-седьмых, БЭ согласно этому закону был наделен правом требовать от юридических лиц информацию, связанную с обращением валюты [4 ,c.425]. Проведение любой политики невозможно без надлежащего контроля, а непременным его условием является наличие необходимой информации.

Как мы видим, этот закон явился достаточно жестким и подчас не вполне соответсвующим представлениям о свободе предпринимательства, однако смысл в принятии именно такого закона, безусловно, был. Да и как я уже говорил, победителей не судят: если этот правовой акт смог достичь поставленной цели, значит он изначально был хорошим.

Закон “Об обеспечении эстонской кроны” предусматривал, что все находящиеся в обращении кроны должны иметь покрытие в виде золота или резерва конвертируемой валюты [6, c.426]. Это создавало реальную основу конвертируемости кроны (БЭ мог скупить любое количество крон), значительно повышало стабильность эстонской валюты, благоприятствовало инвестициям, сделало крону не только мерой стоимости и средством обмена, но и средством накопления (эта функция денег работает только тогда, когда люди уверены в том, что в один прекрасный день их сбережения не превратятся в пыль).