С годами все реже открываются новые двери, все чаще иные из них закрываются. Человек начинает выбирать, какую из них от­крыть, в какой новый коридор заглянуть. Иногда он стучится в уже закрывшуюся дверь, и случается ее удается открыть. Или хотя бы приоткрыть. Чтобы заглянуть и сказать: мне и в самом деле не туда. А иногда нет.

Наступает время, когда двери чаще закрываются, чем открыва­ются, и многие ровесники остались или успели оказаться за закры­тыми дверьми. Все меньше дверей в коридорах. Иной раз человек попадает в комнату, где выход в то же время и вход, и торопится поскорее уйти.

А вот и последняя дверь. Она всегда незаперта, наконец человеку удается выбраться из лабиринта жизни.

Где он теперь? Что с ним?

Только выбравшись из лабиринта человек понимает, где он, собственно, находился. И если снова вернется, будет знать путь. Идти в обратном направлении — большое искусство.

Не закрывайте за собой (а тем более не захлопывайте) двери. Оставляйте возможность вернуться. Не говорите: этот человек или эта дорога никогда мне не понадобятся. Этого вы знать не можете. Нет ничего обиднее, чем неосторожно захлопнуть дверь.

Человек не может не совершать необратимых поступков. Насту­пил на веточку — она сломалась. Поймал рыбу — она уже больше никогда не будет жить. Но разглядывая сверкающую витрину буду­щего, он должен обращать внимание на цену. Прежде чем сказать, подумай: сумеешь ли вернуть это слово, если понадобится. Прежде чем сделать, помедли: не испортишь ли что-либо, пусть малое, непоправимо.

Точность поведения вовсе не исключает его мягкости. Именно точность освобождает от применения неумной и травмирующей силы.

Искусство отличать обратимое от необратимого — искусство вла­дения временем.

Короля играют придворные

Короля играют придворные. Своим поведением дают понять: нам предстоит встреча именно с королем. Перед нами не кто-нибудь, а король. Мы сейчас говорили не с кем-нибудь, а с самим королем. И если придворные не обращают на человека в короне внимания, мы понимаем: никакой это не король. И если человек играет короля, но нет придворных, это не король, а, скорее всего, больной, несчастный человек.

Мертвого играют живые. О том, что человек умер, обыкновенно узнают по поведению других людей. Здесь и слов недостаточно. Поведение важнее. О том, что человек смертен, мы тоже узнаем от других. И нет у нас иных свидетельств об этой стороне жизни, кроме полученных от других.

Другое дело — тело человека. Оно обращается в прах, и это не зависит от мнения или слов людей. И если бы не это, если бы не тело, кто знал бы, что и вправду жил человек? Что он не придуман нами? Тело дано человеку, чтобы наводить его на мысль о смерти.

Тело — важное свидетельство того, что человек есть или что он был. Это свидетельство не только для других людей, но и для самого человека. Когда он обнаруживает, что его тело отсутствует, он сомневается в своем существовании, и только поведение других людей говорит ему, что он есть или был.

Если бы мы не узнавали от других людей о смерти, как бы мы догадались о ней?!

Главные часы человека

Тело — главные часы человека. Тело стареет. Зачем ему все часы мира, если есть эти главные? Вторые по значению часы — тела других людей. Многим кажется, что собственное тело — часы неточные, что они могут спешить или отставать. Что не может вся рота идти не в йогу, а только командир — в ногу. Но все становится на свои места, стоит лишить человека этих главных часов. Тогда-то и становится ясно, что иные часы ничего не показывают.

Какое же время отмеряют главные часы? Время подвижности тела. Другими словами, время жизни. И чем больше подвижность человека, тем больше в нем жизни. Тем больше сил и возможностей для открывания дверей. Он может экономить силы и возможности, не тратить силы на закрывание дверей за собой, не совершать по возможности необратимых поступков. Но все же часы идут, отмеряют время, и однажды человек полностью лишается возможности движения.

Часы идут. Вновь открытые двери — минуты и секунды на этих часах.

Зачем человеку другие часы?

Другие часы — это тела других людей, животных и растений, механических и прочих иных устройств. Тех, что сделаны людьми, и тех, что даны в пользование людям другим путем.

И хотя все они показывают время по-разному, есть между ними известное сходство.

Дети играют. Один из них с закрытыми глазами считает до десяти, остальные прячутся. Он играет в часы. Они играют в несуществование их тел.

Чем ребенок, играющий в часы, хуже иных часов? Ничем. Он отмеряет время. Время несуществования тел других детей. Когда это время истечет, тела могут начать обнаруживаться. Это время до жизни, до ее появления. Если никто и никогда не видел человека, был ли он?

Тот, кого ребенок так и не нашел, а играл ли вовсе?

А для других детей счет ребенка с закрытыми глазами отмеряет время открытия дверей. Когда ведущий в игре закончит счет, он может открыть дверь, и встреча с ним состоится.

Другие часы открывают нам возможности узнать последователь­ность открытия новых и новых дверей.

Ведь пока ребенок не закончил считать, можно переменить место, перебежать в коридор или в другую комнату.

Если у человека и есть часы на руке, но так темно, что он не может разглядеть стрелки и цифры, ему трудно понять, в какой последовательности совершать поступки. Какие еще двери есть за этой.

Другие часы даны человеку, чтобы знать свой путь.

Но тот, кто хорошо умеет пользоваться своими главными часами, не нуждается в иных.

Жизнь без часов

Если человек лишается главных часов, для него не может суще­ствовать пути. Поиски пути оказываются лишенными всякого смысла и надежды. Жизнь в представлении человека и его тело существуют вечно. Не имеют никакого видимого предела во времени. Он беспо­рядочно бродит по дому, открывая и закрывая двери. Никогда ему не выбраться из дома, который оказывается необъятным, беспредель­ным.

Какая ему разница, что показывают другие часы, если нет главных? Полное безразличие. Какая ему разница, какую дверь открывать или закрыть, если их бесконечно мною?! Если из дома все равно никогда не выбраться?! Полное безразличие.

В безразличии сила, такому человеку можно говорить правду, потому что он не побуждает никого лгать. Ему все равно, что ему скажут. Но такому человека не говорят ничего из того, чего не хотят передавать другим людям. ведь неизвестно, что и когда он кому-ни­будь скажет. Если очень хочется хоть кому-нибудь сказать правду о чем-либо — нет более подходящего человека. Но если опасаешься, что сказанное станет известно другим людям, не стоит говорить ним.

Если этот человек и не обещает, он все-таки может сделать. Если пообещает, может и не выполнить. Ему все равно.

А зачем, собственно, ему тело. Если тело не часы, для чего оно? Оно ведь не может разрушаться необратимо, иначе обратится в часы. Может только беспорядочно изменяться. Оно не может быть осяза­емым, иначе его можно запереть, замуровать, что значит — превра­тить в часы.