В то же время необходимо отметить, что отчужденный ребенок не ведет себя пассивно, но всеми доступными способами борется за право на внимание к себе. Неся в себе глубокий дефицит родительской любви, он на личном опыте вдруг обнаруживает, что если он досадит чем-либо родителю, то обеспечивает к себе его внимание. Например, есть родители, которые способны только на раздражение, больше у него ничего нет к ребенку. И дитя, вызвав родителя на раздражение, получает его внимание к себе. Родитель может его бранить, кричать, но при этом, как пишет А. Гармаев, эмоциональность ребенка, жаждущая родительского участия, будет удовлетворяться (это характерно примерно до семи лет) [182]. Привыкая таким образом вызывать к себе внимание в семье, такой же образ отношений этот ребенок переносит и в школу. Его душа жаждет внимания, участия, но по своей жизни он знает, что достигнуть этого можно только таким образом, какой он получил в семье, то есть “делать” нечто, что будет вызывать всеобщее внимание. Если вовремя не научить ребенка общаться по естественной душевной потребности (а для этого требуется, чтобы встретился соответствующий чуткий педагог), то укрепление данного поведения становится с криминологической точки зрения становится очень опасным.

Помимо указанного “подлаживания” ребенка к возможностям вызывать внимание родителей, у него может возникнуть еще одна возможность, кроме общения с себе подобными, компенсировать свою отчужденность. Имеется в виду детская клептомания – привычка брать без спросу чужие вещи. Клептомания – это болезнь, трудно излечимая, причем взывание к совести отклика не дает, так как она у эгоцентричного ребенка “запечатана”. Существует обоснованное предположение, что на подсознательном уровне дети воруют для того, чтобы компенсировать какую-то душевную недостачу. Как пишет Гармаев А., переживание радости от того, что “у меня наконец-то есть то, что по праву должно мне принадлежать” (если украсть удалось) сводит на нет все педагогические попытки объяснить, что “воровать нехорошо”.[183]

В качестве предварительного вывода о криминологическом значении отчужденности необходимо говорить об исключительной чувствительности детей к эмоциональной атмосфере семье: если она напряжена, отчужденна, то психическое развитие младенца идет по пути не только психических отклонений, но и физических заболеваний. Мир для ребенка становится опасным, угрожающим, ребенок замыкается в себе и в своей референтной группе. Взрослый мир становится опасным, его ценности не принимаются.

Далее необходимо осветить конкретные социальные проявления возникновения отчужденности в детях.

Первое место среди них занимают, прежде всего, конфликты супругов, которые непосредственно влияют на самих детей. Установлено, что родители, удовлетворенные своим супружеством, как правило, относятся к детям с большей нежностью, употребляя при этом более “экспрессивную и недирективную речь, что, в свою очередь, вызывает теплоту и привязанность ребенка”.[184] Причем, что важно, - уровень развития ребенка в конечном счете определяется не столько индивидуальными качествами каждого из родителей, а реально сложившимися супружескими отношениями. Американская исследовательница Най Ф. также обнаружила, что счастье в браке является ключом того, чтобы дети не оказались вовлеченными в делинкветное поведение.[185]

Неблагоприятные супружеские отношения, заканчивающиеся разводом, – это наиболее сильная форма стресса для ребенка, и чем в более раннем возрасте это происходит, тем существует большая вероятность последующего возникновения девиантного поведения. По данным Д. Баера в тех случаях, когда отец ушел из семьи до того, как ребенку исполнилось 6 лет, процент рецидива преступлений составил 39%, а если это произошло после семи лет – лишь 10%.[186] И эти данные вполне закономерны, так как ребенку для нормального развития нужно две любви, которые сами связаны друг с другом любовью жены и мужа. Одной любви матери или отца для нормального развития ребенка в большинстве случаев бывает недостаточно.

Во второй главе уже говорилось, что необходимо сдержанно относится к проявляющейся тенденции стабилизации преступности несовершеннолетних, еще и потому, что основной комплекс социальных причин преступности не изменился. Прежде всего, не изменяется к лучшему и не стабилизируется соотношение брачности и разводимости. В 1998 г. на 1000 человек населения приходилось 5.8 брака и 3.4 развода, в 1999 г. – соответственно 6.3 и 3.7 (для сравнения в 1979 г. заключалось 11.1 брака и регистрировалось 4.3 развода на 1000 населения)[187]. Из-за распада семей ежегодно более полумиллиона детей до 18 лет остаются без одного родителя[188].

Криминологическое значение воспитания несовершеннолетних в неполных семьях, возникших в результате развода, подробно исследовано в литературе[189]. Также можно заметить, что в неполных семьях агрессивное поведение детей встречается гораздо чаще, так как единственный родитель или лицо, его замещающее, не может в силу многих причин создать необходимые условия для гармонического развития ребенка, идеалом воспитания которого является полная моногамная семья с разделенными в ней функциями отца и матери[190].

Хотелось бы подробнее остановиться на менее изученных современных полоролевых проблемах воспитания детей. Высокая разводимость, когда распадается чуть меньше двух браков из трех заключенных свидетельствует собственно о крайне высокой конфликтности между супругами. В проведенном опросе 7,4% школьников указало, что в семье у них постоянно бывают конфликты, у 12,96% конфликты бывают часто, а у 3,7% - часто с применением оскорблений и насилия. Практика показывает, что в возникающие конфликты между собой (в том числе из-за различных подходов к воспитанию) родители часто вовлекают детей, пытаясь заручиться их поддержкой, привлечь их на свою сторону. Последние же, очень хорошо чувствуя на интутивном уровне, что хотят видеть от них родители,[191] с раннего детства научаются лавировать между ними, подстраиваясь, то под одного, то под другого. В результате этого не происходит цельного формирования личности ребенка – вместо цельности приобретаются навыки неискренности, приспособленчества, лживости. Вообще лживость – это особая тема для криминологии несовершеннолетних: известно, что у абсолютного большинства преступников этого возраста глубоко развита лживость как непреходящая черта характера. По своей природе это качество совершенно неприемлемо для здорового правосознания, которому помимо осознания гармонической включенности индивида в социум, необходимо духовное достоинство. Личность же, сознающая свое духовное достоинство, не может позволять себе лгать за исключением каких-то крайних обстоятельств. В то же время результаты школьного опроса показывают, что лживость широко распространена среди учащихся: на вопрос анкеты “Можете ли вы сказать неправду?”, 11,11% ответило, что могут, для них это нетрудно, а 31,48% - могут, когда им это выгодно.

Сама привычка говорить неправду на глубинном уровне может являться следствием монологичности сознания и искаженного видения окружающего мира из-за эгоцентричности или эгоизма личности. На практике лживость особенно активно развивается при непоследовательном типе воспитания, особенно когда родители предъявляют различные требования и по-разному относятся к ребенку. Ведь сама семья представляет собой самую первую среду, в которой происходит социализация маленького человека. В этой миниатюре общества всегда бывают определенные нормы поведения, оказывающие влияние на формирование первичного правосознания ребенка. Причем укоренение в соблюдении этих норм должно стать привычным и обеспеченным духовной энергией, так необходимой для последующего соблюдения норм права, а самое главное – для борьбы за него. Однако при непоследовательности воспитания и конфликтах в семье ребенок обнаруживает во-первых, огромное количество “коллизий” внутрисемейного “правового регулирования”, а во-вторых, не видит своими глазами и не чувствует сердцем, что основной целью семейных норм является достижение мира, гармонии, справедливости в семье. Вместо соблюдения правил нравственности, вежливости – применение силы, либо грубой физической, либо страстной силы эмоциональности и психического давления. Отношения такого рода в семье с самого детства деформируют начатки правосознания ребенка. Таким образом, эти рассуждения уточняют вышеуказанные положения об отчужденности ребенка: оказывается, что в интересах РППН необходимо наличие не просто любви к ребенку, но любви единой в своем источнике отношений двух супругов, их последовательности в воспитании ребенка.